Ник познакомился с ней
обыденно и просто, как знакомятся тысячи. Она
стояла у афишной тумбы и внимательно
вглядывалась в пёстрый ковёр объявлений.
В руках шелестел растрёпанными страницами
раскрытый словарь, и она поминутно заглядывала в
него, едва заметно шевеля губами.
Короткая
стрижка, правильная осанка – два штриха портрета
сорокалетней незнакомки. Ник задержался в
пролёте и приблизился. Она не обратила никакого
внимания, с трудом читая написанные от руки
объявления о съёме квартир.
- “Мучение, правда? – с сочувствием бросил Ник,
скользя по понравившемуся профилю.
- “Не то слово... Кстати, а как у вас как с
родной речью?” - она повернулась и захлопнула
словарь.
Рука взметнулась, опуская солнцезащитные очки -
чёрная штора в оправе закрыла за собой синие
глаза с длинным ресницами.
- “Нормально, на хорошем дипломатическом
уровне – “здравствуйте”, “спасибо”, “до
свидания” - пошутил Ник, расплываясь в
обаятельной улыбке.
Она сухо произнесла: “У меня скучный вопрос -
где здесь можно найти квартиру?”
- “У меня интересный ответ – у меня!” - Ник был
доволен собой. Бровь женщины на стороне сердца
изогнулась кверху: “А наша жена что, ещё не
приехала?”
- “Нет, уже уехала...”
- “На какой срок?”
- “Навсегда”.
Она выдержала двухсекундную паузу, потом
просто сказала: “Даша”. “Ник,...ну, Николай, меня
так друзья в сокращённом виде величают, да и для
аборигенов легче”. “Ник... пусть будет Ник, по
крайней мере, не Йоси-каки. А далеко?” “Вот!” –
палец Ника упёрся в ближайший дом. В подъезде
прямо в проходе лежала большая чёрная собака.
“Чья это? – тревожно спросила Даша. “Не знаю,
никогда не видел её здесь, надеюсь, не укусит...”
Они проскользнули мимо, до самой входной двери
слыша её прерывистое частое дыхание...
***
Так Даша поселилась у Николая. Утром они
расходились по работам, а вечером молча смотрели
телевизор. Дашу разговорить было трудно, вернее,
почти невозможно: она ограничивалась лишь
словами “да”, “нет”. И всё же она была
украшением, вытеснением почти полугодовалой
пустоты холостяцкого жилища. Холодность и
отчуждённость Даши были непробиваемы, и Ник
быстро сообразил, что ни о каких вольных
отношениях в стиле “а поговорить” и тем более
“короткий огневой контакт” ему “не
обламывались”. Очередная неделя была вполне
спокойная, если не считать опять лёгкого, но
тошнотворного головокружения и этих тянущих
болей в животе...
В среду Даша произнесла первую длинную фразу:
“Ник, ты пьёшь водку?” “Когда наливают! - дежурно
отозвался тот, но, спохватившись и обрадовавшись
потеплению, спросил. - Ты хочешь?” “Нет, скорее,
тебе надо, ты осунулся и в цвете лица изменился”,
- сказала Даша, внимательно смотря прямо в глаза.
Ник смутился, не найдя что сказать. “У моего
экс-супруга Яши морда порозовее была”, -
продолжила она. “Ты была замужем?” - удивился
Ник. “А что, это вид дефекта? - съязвила Даша. – Ты
же тоже много лет обнимал законное тело в
спальне. Так как насчёт водки?”
Этим вечером они крепко выпили и по-вокзальному
уснули, одетые на нерастеленном общем диване в
гостиной. Утром Ник проснулся оттого, что Даша
разговаривала с кем-то по телефону. Пикнула
выключаемая телефонная трубка, Даша заглянула в
гостиную: “Я тебя к врачу на приём записала,
сегодня на 18 часов, не забудь. Всё, бай, я – на
работу!” Хлопнула входная дверь, стало тихо. Ник
поднялся и почувствовал опять головокружение.
“Да что же это такое со мной! – разозлился он, - в
сорок пять уже стал дряхлеть!... Интересно, а как
эта шустрая нашла телефон врача?” Подойдя к
телефону, он невольно улыбнулся своей наивности
– сам же две недели назад приклеил к стене список
нужных телефонов. “Пойти – не пойти?.. Да и что
врачу рассказывать? То, что есть девичье
головокружение? Скажет, пейте водичку побольше,
климат жаркий, вот и обезвоживание... Или, может,
врачу и геморрой показать? Значит так, я вхожу, у
двери снимаю штаны и делаю глубокий наклон. Врач -
вне себя от радости, спит и видит задницы
пациентов...”
День пролетел незаметно, суетливо отсчитывая
часы, отмеренные богом на сутки. Приёмная была
полупустой. В углу сидела толстая религиозная
еврейка с малым пейсатым в коляске. Тот нудно выл,
периодически погрызывая размочаленное печенье.
“Печенье кошерное, небось”, - с раздражением
подумал Ник и опустился на свободное кресло.
Когда секретарша назвала его имя, Ник вздрогнул и
на ватных ногах направился к кабинету врача. Он
вдруг ощутил сильное волнение, почти страх, пот
обильно выступил на лбу. “Да что же это со мной!”
– разозлился на себя Ник и, сделав глубокий
вдох-выдох, решительно вошёл в кабинет врача.
Пожилой сухощавый доктор в белоснежной рубашке
что-то заносил в компьютер. В широко распахнутом
окне ветер играл с лёгкой занавеской. Доктор на
секунду оторвался от экрана, вежливо улыбнулся и
указал на стул. Ник опустился и замер, слушая
тишину. Наконец, доктор погасил монитор и
выжидающе уставился на Ника. Тот торопливо,
сбиваясь и путаясь в словах, стал рассказывать.
Не слушая до конца, доктор быстро написал что-то
на бумаге, запечатал в конверт и протянул его
Нику: “Здесь направление к специалисту на
завтра, запишитесь у его секретарши прямо сейчас,
это необходимо...” .
Домой Ник возвращался пешком, лезть в автобус
не хотелось. Горластые прохожие с чисто
восточной бесцеремонностью взахлёб орали друг
другу пустяковые новости своей бестолковой
жизни, экспрессивно размахивая руками.
Бесконечные забегаловки были заполнены
разгорячёнными дневным солнцем тучными телами
со смуглой кожей в простецкой лёгкой одежде. Ник
видел лоснящиеся морды с мерно шевелящимися
ушами в такт прожёвыванию шаурмы, в уши лез
каркающий иврит, по-ишачьи заунывные песни в
стиле “мизрахи” плыли над головами. “Домой, на
Украину, как это всё надоело!” - тоскливо подумал
Ник.
Даши дома не было. Полумрак пустых комнат с
хилым подсветом уличных фонарей был чужим и
пугающим. Ник с неохотой включил свет, привычным
движением бросил ключи и рухнул на диван. Так он
просидел некоторое время совершенно бесцельно
отслеживая движение стрелок настольных часов,
потом поднялся и побрёл на кухню.
Ник по-настоящему обрадовался, когда услышал
шорох ключа в двери – вернулась Даша. “Привет!” -
как всегда отрывисто и коротко бросила Даша,
входя на кухню. Она села напротив Ника,
внимательно посмотрела почему-то на его руки и
спросила: “Был?” “Да..., был, направление получил
к другому врачу-специалисту, в общем, по
традиционным законом футбола...”. “Диагноз
сказал?” - перебила его Даша, и Ник услышал в её
голосе тревогу. “Не-а, не сказал, написал там
что-то в направлении.” Даша на мгновение
задумалась, потом стала молча как всегда
готовить нехитрый ужин. “Почему ты всегда
молчишь?”– не выдержал Ник, он вдруг
почувствовал как внутри зарождается глухое
раздражение. “А о чём говорить? – вяло, почти
равнодушно откликнулась Даша. - Сэр, вы любите
болтливых женщин, ещё не надоело?” Ник сжался,
ему вдруг невыносимо захотелось заорать что-то
матом, шарахнуть кулаком по столу, чтобы
разрушить это тягостное молчание, увидеть
испуганные глаза этой бесстрастной женщины, этой
деревянной куклы с явно снобистскими замашками,
высокомерием и презрением к нему. Даша
почувствовала его напряжение, быстро вскинула
голову и жёстко сказала: “Коля, держись, не
распускайся до истерики, ты же не Йоси-каки!
Хочешь, завтра пойдём вместе к врачу?..”
*****
Специалист был грузным средних лет мужчиной, с
одышкой стокилограммового борова и живыми
бегающими глазами. Он сально поулыбался Даше, не
обращая внимания на её сухо поджатые губы и
отрывистую речь, по-свойски похлопал Ника по
плечу и, зайдя с ним за занавеску, приказал
раздеться. Ник мучительно покраснел, как
школьник на первом интимном свидании, и
обречённо снял джинсы. “Пальцевое исследование
прямой кишки, молодой человек, - непрерывно
тараторил доктор, с треском натягивая при этом на
правую руку резиновую перчатку, - всё ещё
является важнейшим исследованием в современной
медицине, несмотря на наличие таких сложных и
точных методов, как томограф и ректоскопия,
которая.., которая, извините за некоторую
болезненность, которая, кстати, вам как раз
необходима... Всё, одевайтесь!” Ник с облегчением
вздохнул, быстро оделся, вспоминая армейские 45
секунд и уселся на стул в ожидании заключения.
Доктор наконец-то заткнулся и стал быстро что-то
клацать на компьютере. Завизжал принтер, врач
оторвал заключение, запечатал его в конверт и
подал его Нику. “Формально вам нужно пройти ещё
одно обследование – ректоскопию, но... я думаю,
картина достаточно ясна – у вас опухоль прямой
кишки. Необходима операция, облучение там,
химиотерапия... Вы меня слышите?..” Ник машинально
кивнул головой и не попрощавшись вышел из
кабинета. Он сделал несколько шагов и в бессилии
прислонился к стене. Слова врача с трудом
проходили в сознание. “Домой, на Украину, к
чёртовой матери отсюда с этой чужбины!..” - вновь
тоскливо подумал Ник. Узкая прохладная ладонь
скользнула в его руку и оторвала от стены:
“Пойдём!” - Даша мельком взглянула на него и
упёрлась немигающим взглядом в пространство
коридора...
*****
“Ты знаешь, я всегда был заводным таким, душой
компаний! - ни с того, ни с сего сказал Ник, собирая
дорожную сумку, - никогда не любил одиночества и
тоски, а вот теперь так, как-то всё бестолково в
жизни покатилось..., и эта болезнь некстати...”.
Даша ничего не ответила, она сидела перед
включенным телевизором, но явно была погружена в
свои мысли. “У тебя когда самолёт?” - вдруг
спросила она. “Завтра днём... Тебе что-нибудь
привести?” . “Если ты уедешь, то никогда не
вернёшься” - она поднялась и подошла к Нику:
“Сыну не будешь сообщать?”. “Откуда ты
знаешь о сыне?" - удивился Ник, - нет, не буду, у
него своя жизнь, семья... Но откуда ты знаешь?”.
“У тебя его фотография под стеклом, это
нетрудно”. “Странно, мне казалось, что тебя
ничего не волнует и ничего не интересует из моей
жизни. А... провожать... в последний путь меня
будешь?”. Даша ничего не ответила.
Завтрашний день наступил быстрее, чем
остальные. “Меченный день – исторический день”
,– окрестил его про себя Ник, заходя в салон
самолёта. Глухое волнение предстоящей встречи с
родиной заполняло всю его душу. Даша так и не
пришла. “Опоздала или не захотела? Ну и чёрт с
ней, поскорее забыть всё и её в том числе! Домой!”
- подумал Ник, устраиваясь поудобнее в кресле. Гул
турбин усилился, салон дрогнул, начался разбег.
Ник прильнул к окошку. Когда самолёт оторвался от
полосы и, взлетая, накренился набок, ему вдруг
показалось, как крыло большой чёрной птицы на
очень короткое мгновение закрыло иллюминатор.
Ник оторопел, потом обернулся к рядом сидящему
пассажиру, но тот сидел с совершенно безмятежным
выражением лица. Ник сконфузился. “Если кажется,
креститься надо!” – сам себе с укором произнёс
он и закрыл глаза. До родины оставалось 3 часа 23
минуты.
*****
Украина встретила Ника настороженно и
прохладно. Октябрьское пасмурное небо, похоже,
навсегда отгородило от солнца подоблачный мир
бестолково снующих муравьями людей. Путь от
троллейбусной остановки к дому проходил по
бесконечному ковру опавших жёлто-багряных
листьев. Они шуршали под ногами, и Ник часто
останавливался, чтобы поднять понравившийся
кленовый или тополиный лист. Он не спешил, потому
как шёл в никуда: в квартире, где прошло его
детство, давно жили чужие люди. Он узнавал
заросший заброшенный двор, сломанные качели и
пожелтевшие клумбы. С колотящимся от волнения
сердцем Ник присел на лавочке у подъезда –
подниматься к своей квартире он не решался.
Сумерки быстро обосновались под почерневшим
осенним небом, окна домов зажглись уютным и
манящим жёлтым светом. Ник поднялся и пошёл
прочь. Головокружение, невесть откуда взявшееся,
вдруг стало подло качать его из стороны в
сторону. Ник прислонился к стене дома: “Еще
подумают, что напился!” – промелькнуло у него,
силой воли пытаясь побороть волну нахлынувшей
слабости, как вдруг замелькали мурашки, неясные
силуэты прохожих смешались в чёрное месиво,
которое приобрело очертания той самой чёрной
собаки в подъезде. Собака присела и внезапно
прыгнула на него, и Ник потерял сознание...
*****
“Николай Алексеевич! – строго отчитывал Ника
благообразный пожилой врач в очках с золотистой
оправой, - вам необходима срочная, очень срочная
операция, хороший уход со стороны родственников,
ведь, я не скрою, вы будете инвалидом (вздох). Нам
придётся вывести колостому – остаток прямой
кишки в бок. Надо торопиться, болезнь очень
запущена, и... как это вы так совершенно спокойны,
что ли? Я решительно не понимаю, как вы допустили
такую запущенность болезни, как вы терпели?!..”.
“А он хороший человек, - думал Ник, рассматривая
лицо врача, - у него наверняка приятная
понимающая жена-коллега, любящие дети. И даже
собака, которая подаёт ему тапочки по приходу с
работы. Благодарные пациенты, подношения, - вот
пример состоявшейся отдельно взятой жизни в
отдельном взятом теле... о чём это я?”. “... вы
же интеллигентный человек!” – донёсся до него
конец фразы, выбивая из размеренного течения
рассеянных размышлений. Ник пожал плечами: “Да я
согласен на операцию..., только, понимаете, не могу
себя представить инвалидом, ни к чему такое
цепляние за жизнь, если её можно таковой назвать
после операции, впрочем, не знаю, делайте, что
хотите.”
Доктор укоризненно посмотрел из-под очков:
“Николай Алексеевич, ну-ка без хандры, вам ещё
жить да жить! Пригласите ко мне свою жену, я хочу с
ней побеседовать”. “Она далеко...”. “Так
вызовите! Позвоните! Напишите, чёрт возьми! В
общем так, с завтрашнего дня начнём вас готовить
к операции, собъём температуру, думаю, за день-два
управимся, а там будет видно...”.
*****
В палате было тесно, затхлый лекарственный
воздух висел под высоким потолком, не имея шанса
оттуда выбраться из-за запертых наглухо
форточек. Нику отвели кровать у самой двери.
Сквозь проём он видел длинный коридор с обтертым
линолеумным полом и шаркающих по нему стариков с
подвешенными мочеприёмниками.
“Та-ак, тридцать девять и шесть, - вслух
произнесла медсестра, рассматривая в тусклом
свете ночника термометр, - больной вы как себя
чувствуете?”. Ник слабо отмахнулся:
“Ничего... спать хочется...” “Ну хорошо, спите,
спите...”, - и она ушла вглубь коридора. “Дорога в
никуда”, - подумал Ник и вдруг почувствовал, что у
стены кто-то стоит. Он приподнялся, пытаясь
разглядеть. Отблеск уличного фонаря ложился на
очертания силуэта, выдавая в нём женщину. “Даша,
это ты? - Ник напряжённо всматривался в темноту, -
я тебя не вижу...” . Силуэт женщины отделился от
стены и направился в его сторону. Ник вздрогнул,
увидев в нём нечто совершенно необычное – это
были огромные, сложенные за спиной женщины
перепончатые крылья. Она приблизилась, крылья
зашуршали, подрагивая в готовности расправиться.
Спокойное лицо Даши смотрело на него как всегда
равнодушно-изучающе. “Я за тобой, Ник!” -
негромко произнесла она и протянула руку. “Мне
трудно... Кто ты?” - тревожно спросил Ник, страх
густой пеной стал заполнять грудь. “Это я, Даша –
твой ангел-проводник и мне велено провести
тебя”. “Куда?..”. “Туда... Ты узнаешь...”.
“Почему ты меня сразу не забрала тогда,
помнишь?” . “Я с ними договорилась, хотела, чтобы
ты пожил немного на родине, душа твоя так просила.
Теперь пойдём, дай мне свою руку...”. Ник сжал
протянутую прохладную ладонь и вдруг
почувствовал, что, подобно лёгкому пару, стал
подниматься вверх, влекомый Дашей. Потолок исчез,
разверзнув перед ними огромное звёздное
пространство ночного неба. Мерно взмахивая
крыльями, Даша поднималась всё выше, приближаясь
к необъятному космосу, и Ник впервые за всю свою
жизнь почувствовал такое огромное чувство
облегчения и счастья.
***
“Слухай, Степан, а парень, кажись того, помэр!” -
встревожено произнёс худой дед своему соседу по
палате, - дывысь, тихо помэр, царство ему небесное,
отмучывся... Вот незадача! Зови сестричку,
Ильинишну, зови!”. “Родичи у него есть?” -
хмурясь спросил Степан, почёсывая бок и роясь в
тумбочке. “Не-е, нету, говорять з Израиля прыихав,
а не жид. Теперь вси на заробитки йиздять, доля у
народа такая каторжная, в наймытах... Э-х, такий
молодый, а помэр в одночасье...”
Вадим Серединский
|