В пригородном автобусе наши
места оказались рядом. Элегантный, подтянутый
мужчина лет пятидесяти рассеянно перелистывал
какой-то дамский журнал. Наверное, не самое
популярное чтение среди представителей сильного
пола, а моему соседу вообще куда больше подошел
бы, скажем, “Коммерсант”. В конце концов,
измученная любопытством, я достаточно бестактно
спросила: “Нравится?” - “Не знаю... Пытаюсь
понять... свою жену”.
Понять свою жену, как выяснилось, Владимир
Иванович пытался первый раз в жизни. И в
последний: в больнице, откуда он ехал, ему
сообщили о тем, что Марине осталось от силы месяц.
Операция уже бессмысленна. “Ураганный рак” -
больные с таким диагнозом встречаются редко, но
встречаются.
У моего собеседника не дрожал голос, руки,
вопреки литературным канонам, не выдавали
скрытого душевного напряжения, и глаза были
просто усталыми, а не “переполненными болью”.
Его жена знала, что обречена, и держалась, по его
словам, потрясающе спокойно. “На нее это похоже
- минимум внешних эмоций. Но что она испытывает
на самом деле, я не знаю. Стиль нашей жизни - рядом,
но каждый сам по себе”.
Тридцать лет тому назад Володя и Марина
познакомились на студенческой вечеринке.
Познакомились, “закрутили роман”, какое-то
время встречались возможно, разошлись бы без
особых претензий друг к другу. Но выяснилось, что
будет ребенок. Почти перед самым рождением
Алешки они оформили свои отношения. И надо
сказать, первые годы не слишком об этом жалели.
Хотя и оказались во всех смыслах разными людьми.
Внешне легкомысленная, эффектная Марина превыше
всего на свете ценила постоянство и удобства.
Если уж воспитывать ребенка, то по науке, кормить
по часам. Если известно, кто и сколько получает
денег, то все они должны быть потрачены разумно и
экономно. Никаких соблазнов в виде
“подвернулось по случаю” или “безумно
захотелось” она не признавала. Если муж говорил:
“приду в шесть”, это должно было быть именно
шесть, а не половина седьмого и тем более не
десять часов вечера. Никакие перебои в работе
транспорта и внезапные встречи со школьными
друзьями в расчет не принимались.
Володя, же, наоборот, при кажущейся солидности и
респектабельности, до седых волос оставался
романтическим мальчишкой. Забывал о времени с
интересным собеседником, забывал о семейном
бюджете, если натыкался на нужную ему книгу или
сидел в кафе с приятелем. Не терпел
“запланированного отдыха на приличном
курорте”, предпочитая внезапно сорваться на
недельку в самое неожиданное место. Воспитанием
сына занимался по принципу “делай, как я” и
просто не понимал, почему нельзя накормить
ребенка “вне плана”, если он проголодался... И
так далее и тому подобное.
Марина медленно, но верно делала карьеру
редактора в издательстве художественной
литературы. Младший редактор, старший,
заведующий редакцией. Росла зарплата, рос
престиж в глазах окружающих, росло уважение к
самой себе Володя же, при всех задатках
незаурядного физика, так и “застрял” в рядовом
НИИ. Хотя работу свою, отнюдь не бумажную, любил
самозабвенно и за двадцать лет сделал
изобретений больше, чем многие лауреаты за всю
свою жизнь Только на оформление изобретений, их
“пробивание” и получение за это каких то благ ни
времени, ни сил не находилось. Никогда.
-Знаете, мы в общем-то неплохо жили. У нас
никогда не было вопроса, кто и что должен дона
делать. Если я был не в командировке, то в
выходные дни занимался магазинами, готовкой,
уборкой стиркой. В мыслях не было: “бабские” это
дела или нет. Марина этим занималась в будни, а я
- по выходным. Да и в остальном я со временем
как-то научился к ней прилаживаться. Если не могу
прийти вовремя, обязательно позвоню. И она
никогда меня не пилила: где был? с кем был? почему
от тебя спиртным несет? Правда, я ей тоже лишних
вопросов не задавал. Сейчас думаю -
перестарались мы с нашей независимостью
и отсутствием предрассудков. Потеряли друг
друга.
Только две проблемы со временем не
сглаживались, скорее, наоборот. Сын и друзья.
Алешка рос ласковым, общительным, но
безалаберным парнем. Знал, что мама накажет -
папа заступится. В крайнем случае, можно будет
поплакаться бабушке, и тогда уж точно попадет не
ему, а родителям, которые “запустили сына за
своими сверхважными делами”. Марина в конце
концов смирилась с тем, что проще “на заметить”
недостатки сына, чем объясняться со своей
матерью по поводу неправильного воспитания. А
Володю это тем более устраивало: с дурными
компаниями Алешка не связывается, учится
прилично - ну и слава Богу.
А вот друзей Володи Марина не воспринимала
категорически. Никаких и ни под каким видом. Как
нарочно, все они были крайне далеки от ее идеала
порядочных мужчин: разводились, снова женились,
заводили любовниц, очень любили выпить и
совершенно не признавали никакого режима: могли
работать ночью, спать днем и звонить в любое
время суток. Кроме того, очень любили знакомить
Марину с каждой своей новой подругой. Десять лет
она терпела молча. Пять лет - высказывала свое
отношение ко всему этому открытым текстом. А
потом объявила ультиматум: в этом доме могут быть
либо твои приятели с их... либо я.
- Послушайте, вот я вспоминаю последние десять
лет, когда уже и Алешка был взрослым, женился,
ушел к жене, и теща больше ни во что не
вмешивалась, и у нас с Мариной внешне все
нормально было. Вспоминаю и думаю: господи, я же
жил с совершенно не знакомым мне человеком. Она
ведь тоже за тридцать лет изменилась, а я думал,
что знаю ее наизусть. Знал, разумеется, что она
терпеть не может молоко, а кофе пьет только
теплый, от горячего у нее зубы болят. Знал, на
каком боку она спит, чем ее лечить, если она
простудилась, какой подарок ей сделать ко дню
рождения. Зная, что перед Первомаем должен вымыть
окна и убрать всю квартиру... И совершенно не
задумывался: а чем она живет? Что ее огорчает, что
радует? Ведь мы супругами-то были последнее
время... ну, липовыми, что ли. К внучке ездили, дни
рождения отмечали - все как у людей, семейно, не
придерешься. А спали в разных комнатах, иногда
несколько дней вообще не виделись: я прихожу -
Марина уже спит, ухожу - еще не вставала. По
телефону и общались в основном.
Не молоденькие, у каждого своя жизнь, своя,
любимая, работа, свои друзья. О разводе, если про
себя и думали, то вслух не говорили. Была ли
какая-то “личная жизнь” у Марины, сказать
трудно: может, была, может, нет. А о себе Владимир
Иванович сказал достаточно ясно.
- Я, конечно, не святой. Но и не мерзавец -
несчастной я ни одну женщину не сделал, ребенком
никого не наградил, жизнь никому не сломал.
Наверное, потому, что не врал и не обещал. Марине я
только врать научился, хотя, по-моему, все она
понимала и только делала вид, что верит.
Марина и за своим здоровьем следила
скрупулезно и фанатично. Ежегодно -полная
проверка. Никаких сигарет, никакого алкоголя.
Питание - по часам, никакой сухомятки, на ночь -
кефир, утром - стакан холодной воды, гимнастика и
только потом завтрак. Ну, было, конечно: удаление
аппендикса, простуды, какие-то сосудистые
явления. И вдруг: ночной приступ то ли печени, то
ли желудка, “скорая”,больница, и через три дня
приговор: рак в последней стадии.
- Знаете, скорее такое должно было со мной
случиться. И курю, и все остальное... Но Марина...
Когда мне врач сказал, я не поверил. Думал -
ошибка, перестраховываются, путают... В о5щем,
голову в песок - как страус. А потом, когда понял,
что все - правда и что Марина знает... Дальше-то
что? Как я без нее буду? Без нее... К друзьям
сунулся - они, конечно, сочувствуют, утешают, а в
глазах вижу вопрос: из-за чего психуешь, старичок?
Сам же говорил, что семейная жизнь не сложилась.
Погорюешь, мол, и начнешь все заново - какие твои
годы... А я не хочу заново, понимаете, не хочу!
Вернее, хочу с Мариной - не заново, а по-другому. С
того места, где остановилась, но по-другому.
И потом, что значит “не сложилась” семейная
жизнь? Она ведь сама по себе сложиться не могла,
тут самому нужно поработать. И вот это, если
хотите, именно мужское дело - построить дом,
сложить семью. Женщина и в доме, и в семье должна
только чистоту поддерживать, тепло создавать. А я
считал, что если ковры выбиваю и картошку приношу
- все нормально, больше ничего и не надо. И даже
не пытался понять, кто живет рядом со мной, кто
мне сына родил... У Алешки глаза зеленые, как у
Марины. Так с ним я хотя бы пытался “за жизнь”
разговаривать. А с ней... Сколько до получки
осталось, куда отдыхать поедет, что на обед
готовить, что на рынке купить... Ни разу в жизни не
спросил, какую книгу читает, о чем думает.
Журнал вот. Почему она несколько лет именно эти
покупала? Какие ей советы были нужны? Гадай, не
гадай, теперь уже не узнаю. Сегодня хотел сказать,
что я ее люблю. Что в ней вся моя жизнь. Столько
всего хотел сказать... А как начал, так сразу врач
на плечо мне руку положил: “Не нужно, - говорит.
- На волнуйте Марину Сергеевну”.
Так и не сказал ничего, и уже, наверное, не скажу.
Я не о том, что полюбил ее вдруг опять, страстно,
еще как- то. Престо понял, как она мне нужна. И
какой я дурак был, что не захотел жену сделать
своим другом. Любовники там или не любовники,
спим мы вместе или не спим - это все дело десятое.
Но ведь самый близкий мне человек - чужой. И уже
ничего нельзя поправить. Это меня просто убивает
- ничего не поправишь.
Я говорил, что никому жизни не сломал.
Правильно, никому, только у Марины, у матери моего
сына, считайте, жизнь украл. Лучше бы развелся,
освободил ее. Или так себя вел, чтобы она сама
меня бросила и нашла бы кого-то получше. Вон
прочитал, что одни деятель застрелился на могиле
любимой женщины. А я так тоже не могу. Не боюсь,
просто не могу. Да и зачем?
И все время думгю: а сама-то Марина? Может быть,
даже рада, что все скоро кончится и не нужно будет
сидеть одной в пустой квартире да поить меня чаем
с малиной, если я простывший? Или ненавидит меня
за то, что я с ней сделал? Или о ком то еще думает?
Она ведь очень красивая женщина, интересная,
умная. Не могла же она жить, как монашка, если меня
рядом нет. То есть я вроде бы и рядом, только видит
она меня реже, чем своих коллег по работе... Не
знаю. С Мариной я себя вел... как собака на сене.
Почему она меня не бросила? Не в ее характере? Что
я знаю о ее характере? За тридцать лет все
меняется. С друзьями, конечно, весело: и выпить, и
покурить, и на часы никто не смотрит. Ну и что?
Теперь вот “гуляй - не хочу”.
Думал, состаримся - верный человек рядом будет.
Не бросит, не предаст. А оно - вон как. У меня в
голове - чернота. Никаких мыслей, только чернота
.Я с работы поздно возвращаюсь, сейчас думаю:
попрет кто на меня с ножом, даже уворачиваться не
буду. Кому я нужен, кроме Марины? А у вас нет
знакомого экстрасенса или целителя? Я бы любые
деньги заплатал, библиотеку бы продал - и
заплатил. Поищете? Правда? Дайте мне ваш телефон,
я вам позвоню. И приду - фотографии принесу,
письма. Напишите, если хотите, а то ведь таких
дураков, как я, много. Потом будут локти кусать.
Потеряют, вроде меня, больше, чем имеют.
Владимир Иванович не позвонил. И не пришел...
Светлана Иль
|