iVillage.ruДобавь в закладки!Форум
Home
Беременность
Гороскопы
Деньги
Дети
Здоровье
Знаменитости
Красота
Кулинария
Любовные истории
Любовь и секс
Мода
Развлечения
Рукоделие
Семья

· Гороскопы
· Рецепты
· Рецепты салатов

Вы Анонимный пользователь. Вы можете зарегистрироваться, нажав здесь.

Одиль, не уходи!: Одиль, не уходи! (часть 11)


Тема: Любовные истории / Одиль, не уходи!
   Мы прошли в дом и сели за стол.

- Что-то не видно Лаборда, - заметил наш гость уже серьезно. - Сегодня утром я должен был встретиться с ним на заводе, а он не приехал.

- А! - просто сказала Одиль, и в ее глазах которой мелькнул странный огонек.

- Он, по-моему, влюблен, - так же небрежно заметил я.

- По-моему, тоже, - поддержала меня Одиль. - В прошлый раз он был так рассеян во время игры в бридж. Может быть, пригласить его еще раз?

- Пригласи. Но предупреди, чтобы он играл внимательно.

Вторую половину дня я провел в офисе, где меня ожидало сообщение от Лаборда о его благополучном прибытии в Алжир. Я со злорадством набросал короткую записку о том, как он много потерял, не побывав на вчерашнем свидании, и сам отнес письмо на почту. Там мне пришла охота услышать голос Одиль, я набрал номер своего телефона. Подошла горничная, и я попросил ее сказать мадам, что звонит господин Лаборд.

Одиль примчалась к телефону из парка, как на крыльях. Она была так неосторожна, что тут же сообщила мне в полный голос: она только что приказала отнести в беседку старый диван и ждет не дождется вечера, чтобы провести еще несколько упоительных мгновений. И добавила, что если бы я не позвонил, она бы пришла ко мне сама. Мне пришлось сказать ей, что я уезжаю на несколько дней в Реймс, и что это время она может посвятить мужу, иначе все будет выглядеть слишком подозрительно. Но она беспечно сообщила, что за завтраком разговор зашел обо мне, Лаборде, и что муж приглашает меня - его снова сыграть партию в бридж. Так что никто ничего не подозревает.

Я ехал домой и никак не мог собраться с мыслями. Если я буду слишком часто отсутствовать вечерами, Одиль обязательно приедет к Лаборду. Вообще получалось, что встречаться с ней мы можем только в беседке и к тому же не можем это делать слишком часто. Вернуть Лаборда? Снова сидеть с ним за картами? Когда я оказался в столовой наедине с Одиль, никакого четкого решения у меня так и не появилось. Да и она казалась не просто озабоченной: в каждом ее жесте сквозил страх того, что ее вечернему свиданию с любовником может что-то помешать.

Довольно сдержанно она сообщила мне, что звонил Лаборд, который должен на несколько дней уехать в Реймс и что она пригласила его к нам после возвращения.

- И правильно сделала, - невозмутимо заметил я. - Кстати, мы ведь тоже собирались поехать в наше поместье, а ты словно забыла об этом.

- Я передумала, - быстро сказала она. - Это был каприз, не более того. Мне и тут хорошо.

- Послушай, у тебя так быстро меняется настроение в последнее время, уж не беременна ли ты? Хотя это маловероятно: я всегда соблюдаю такую осторожность...

Она как-то странно на меня посмотрела и спросила:

- А что ты делаешь сегодня вечером?

Этот вопрос вертелся у нее на языке с того момента, как я вошел в дом, но задать его она решилась только сейчас. Я как можно равнодушнее ответил, что никаких дел на вечер у меня нет, и я буду дома. Тогда она предложила поиграть в шахматы, но играла так небрежно, что проигрывала одну партию за другой. Мысли ее были далеко, она машинально переставляла фигуры. Наконец, она не выдержала, смахнула шахматы с доски и сказала, что хочет пройтись по парку. Но я еще не готов был отпустить свою жертву. Я пошел вместе с нею, она успела только сорвать с крючка в прихожей шаль и спрятать ее под жакетом, думая, что я ничего не заметил. Теперь я знал: на прогулке ей станет холодно, и она вернется как бы за шалью. Что ж, за шалью пойду я и окажусь в беседке первым. Она получит свое свидание.

Все именно так и произошло. Я попросил ее подождать меня и отправился в беседку. Там действительно стоял диван, ждавший нетерпеливых любовников. Через несколько минут появилась запыхавшаяся, сгорающая от желания и трепещущая от страха Одиль. Я не успел даже дотронуться до нее, как она уже принадлежала мне. А потом... Неистовость и ярость нашего слияния превзошла все предыдущие встречи. В конце концов мы оба обессилели и Одиль с большим трудом удалось встать на ноги и одернуть платье, которое сбилось комком у нее на животе. Потом она накрыла голову и плечи шалью и сказала очень грустно:

- Теперь я тебя долго не увижу. Когда ты уезжаешь в Реймс?

- Завтра. Пусть этот день принадлежит твоему мужу, в конце концов он имеет право хотя бы на это.

Я хотел получить еще одно извращенное удовольствие: сравнить Одиль-любовницу с Одиль-женой. Она же понимала, что после безумных встреч с любовником вполне может оказаться беременной, а беременность нужно как-то узаконить.

На следующее утро я послал Лаборду телеграмму с требованием вернуться в Париж и ожидать моих дальнейших указаний. После этого позвонил Одиль его голосом и попросил, чтобы она написала еще одно письмо. От руки, а не на машинке. Как залог нашего будущего свидания. Написала и отдала консьержке. Тогда мне не придется провести сутки совсем без нее. Она и на это согласилась!

Я решил, что Лаборд под моим руководством разыграет сцену: он будет шантажировать Одиль этим письмом, потребует за него такие деньги, которых у нее нет и не могло быть. Оскорбленная и униженная, она возненавидит его и порвет с ним. А я ее великодушно прощу. И я еще думал, что совершенно лишен воображения! Я позвонил Одиль и назначил ей свидание в Париже. Мы собирались поужинать в ресторане и потом пойти в театр. Она даже обрадовалась: ей не пришлось выдумывать предлог для того, чтобы отвезти письмо в Париж. Письмо, которое - я в этом не сомневался! - она пишет или даже уже написала.

Я совсем не думал о том, что моя авантюра приведет к таким последствиям. Я хотел только отомстить, но сам слишком втянулся в эту дьявольскую игру. Скоро, слишком скоро я убедился в том, что сам себя перехитрил: на следующий вечер в супружеской постели была даже не прежняя Одиль, позволявшая себя ласкать, а совершенно другая женщина, с трудом переносящая ласки ненавистного ей мужа. А ведь я, потеряв голову от ревности и ненависти, ласкал ее в точности так же, как накануне в беседке. Никакой реакции! Тело ее оставалось бесчувственным, то самое тело, которое извивалось под моим в судорогах экстаза. Значит, Одиль может быть такой только в беседке? Только когда она думает, что с нею не я, а другой? Тогда тем более пора все это прекращать, продолжать игру - безумие. Но я не меньше боялся потерять последний шанс обладать новой Одиль, которую недавно узнал.

Совершенно обезумев, я не стал принимать никаких мер предосторожности. Я хотел закрепить свои права на нее. И она, она оскорбилась! Это была изнасилованная девственница, поруганная монахиня, а не моя жена. С любовником можно было позволить себе все. Мужу не оставалось вообще ничего. Это я понял еще более отчетливо, когда на следующее утро по дороге в офис я заехал к Лаборду и взял у консьержки письмо Одиль.

“Я стала другой с тех пор, как принадлежу тебе. Я вдруг возмутилась тем, что я замужем. Словно я спала семь лет, а когда проснулась, то оказалась связанной с совершенно чужим мне человеком. Ты разбудил меня, и отныне я хочу принадлежать только тебе. Но мне придется хоть раз стерпеть его ласки, чтобы скрыть последствия твоих. Я уверена, что уже ношу в себе живое доказательство твоих и моих наслаждений.

Пишу и вспоминаю тебя и наши свидания. Я могу теперь думать только о следующем и надеюсь, что сейчас, когда ты читаешь эти строки, ты тоже думаешь только об этом.

Твоя Одиль”.

Она сошла с ума! Написать такое письмо могла только женщина, совершенно не владеющая собой. Теперь она вполне может признаться мне, что принадлежит на самом деле другому. И что мне тогда делать? Сказать ей язвительно, что никакого другого на самом деле не было? Нет! Нужно опередить ее, нужно добиться, чтобы она сама оттолкнула от себя Лаборда, чтобы она прониклась к нему ненавистью и отвращением. Резать нужно было по живому, по сердцу и животу, чтобы удалить оттуда соперника. Да, но что потом будет с ее сердцем и животом?

В четыре часа я подумал, что Лаборд вот-вот прилетит в Париж, что мне нужно немедленно ехать в Бурже и посвятить его в свой план. Заставить немедленно приступить к его осуществлению. Но у меня была назначена встреча с другом моего покойного отца, человеком, которому я был обязан решительно всем: место директора компании было получено мною только благодаря его протекции и покровительству. Встреча затянулась, потом он настоял, чтобы мы отметили ее в ресторане. И все это время я думал о том, что Лаборд уже в Париже, что мне обязательно нужно с ним увидеться до того, как я отправлюсь на свидание в беседку.

Мое нетерпение было так велико, что из ресторана я позвонил в Бурже. Мне не терпелось убедиться в том, что самолет прилетел. Но то, что я услышал, заставило меня похолодеть: самолет разбился в двадцати километрах от Парижа и все, находившиеся в нем, погибли.

На то, что Лаборд погиб из-за меня, мне было решительно наплевать. Более того, в какой-то степени мне это было приятно: провидение покарало человека, замыслившего причинить мне зло. Но весь мой блестящий план рухнул, и под его обломками остался единственный шанс вернуть Одиль, не открывая ей правды. Завтра газеты напечатают сообщение о катастрофе и список погибших. Теперь у меня была только одна ночь, чтобы все ей рассказать. И я должен был именно так и поступить, теперь я это понимаю. Но... Но я пожертвовал этим последним шансом потому, что малодушно хотел еще один, наверняка последний раз насладиться той новой Одиль, которую так недавно познал и так безумно желал теперь.

Когда в половине десятого я вернулся домой и увидел, с каким нетерпением ждет этого свидания сама Одиль, я сказал ей несколько незначительных слов и ушел к себе в кабинет под предлогом срочной работы. Но лишь зажег там свет и запер дверь снаружи. Ноги сами понесли меня в беседку, а думать я мог только о том, что все это произойдет в последний раз. В последний!

Эти мысли обостряли мои желания, и я хотел за тот час, который она будет мне принадлежать, получить от нее все мыслимые и немыслимые наслаждения. Мы оба выпили отравленный страстью напиток, и я понимал, что отныне все остальное будет казаться нам с ней пресным и безвкусным. Она лишится любовника, я - любовницы.

Когда она пришла, я схватил ее в объятия с жадностью и горечью последней встречи. Она отдавалась с не меньшим пылом, чем я ее брал. Каждое прикосновение вызывало у нее стоны и крики наслаждения, а ведь ее ласкали те же самые руки, которые она так ненавидела вчера! Она призывала меня всем своим существом, и я взял ее, уже изнемогшую от наслаждения. И все повторилось потом еще два раза, а она все умоляла и умоляла меня о том, чтобы я не покидал ее лоно. Стыдливая Одиль, куда она пропала? Мои вдруг удесятерившиеся силы погружали ее в такое блаженство, что мне трудно даже передать его словами. И все это было как бы поверх того исступления и боязни потерять ее, которые я испытывал в глубине души. Это было дикое наслаждение, в разгар которого она в экстазе призывала к себе мертвеца.

Я потерял всякое представление о времени, она тоже. Из забытья нас вывел стук колес проходившего поезда, его свисток прервал блаженное состояние покоя, в котором я находился. Я встал и помог Одиль подняться.

- Здесь все-таки не хватает комфорта, - вдруг сказала она тоном прежней, насмешливой Одиль. - Можно, конечно, попросить мужа починить здесь освещение, но вряд ли он поймет, если я попрошу еще и провести сюда воду. А после твоих атак она мне так нужна. Ты трижды, если я не ошибаюсь, забыл о моей безопасности. Трижды! За один вечер!

Сдержанная, целомудренная Одиль говорила вслух о таких вещах! Я едва верил своим ушам. Она сама обняла меня и поцеловала. С дрожью думая о том, что все это в последний раз, я страстно ответил на ее поцелуй. А потом она унеслась в темноту, и ее шаги затихли.

Когда я через некоторое время вошел в гостиную, Одиль с кем-то говорила по телефону. Увидев меня, она прикрыла телефонную трубку рукой и рассмеялась глубоким, счастливым смехом:

- Представляешь, Демонжо говорит, что Лаборд мертв. Вот идиот!

Я взял трубку параллельного аппарата и тоже включился в разговор. Демонжо с грустью говорил:

- Какая все-таки странная штука - судьба. Даже забавная. .Еще несколько дней тому назад мы с ним играли в бридж...

- Забавная, - подхватил я, - вот именно. Глупо, однако, погибнуть в самолете.

- В самолете? - ошарашено переспросила Одиль.

- Тем более, что его смерть как бы на моей совести. Это я послал его несколько дней назад в Алжир по делам компании и приказал вернуться именно сегодня. Если у него есть любовница, она мне никогда этого не простит.

Я поспешил закончить разговор под тем предлогом, что безумно устал и хочу спать. Мы остались с Одиль с глазу на глаз, и мне было даже любопытно наблюдать за тем, как она пытается осмыслить услышанное. Наконец она сдалась и пожала плечами:

- Конечно, это шутка!

- Он действительно погиб, - ответил я.

- Есть шутки, которые переходят всякие границы! - нервно закричала она.

- Я не шучу.

Одиль резко поднялась со стула, как бы желая встретить предстоящий кошмар стоя.

- Это идиотизм! Я отвечаю за свои слова.

- Представь себе, я тоже.

Она рассмеялась резким, злым смехом. Еще бы, я осмеливался оспаривать полученное ею наслаждение! Думаю, что в эту минуту она яростно ненавидела меня.

- Ты все еще утверждаешь, что он мертв? - закричала она, уже находясь на грани такого отчаяния, которое ведет к самым безумным поступкам.

- Все еще утверждаю.

- Ну, хорошо же! Он не умер. Доказательством этого то, что я только что из его объятий. Я его любовница и хочу, чтобы ты об этом узнал.

- Ты не его любовница. Не он обладал тобой в беседке. Это был я. Сядь. Мне кое-что нужно тебе рассказать.

Она машинально подчинилась. Я вынул из кармана два ключа от калитки в парке и положил их на стол перед нею.

- Вот мой ключ. А вот тот, что ты дала ему. Я забрал его у Лаборда в Бурже перед его отлетом в Алжир несколько дней тому назад. Вот письмо, которое ты ему написала, я забрал его у консьержки. Вот его расписка на сто тысяч франков, которые он получил за свое исчезновение с твоего горизонта. Я же говорил тебе, что на него не стоит надеяться. Ты начинаешь мне верить?

- Нет, нет! - простонала она, защищаясь от жуткой реальности.

Ее побледневшее лицо напоминало трагическую маску. Почти силком я вложил ей в руки расписку Лаборда.

- Посмотри, здесь те же дефекты шрифта, что и в его любовных письмах к тебе.

Пока она читала, я подошел к бару, вынул два бокала и налил коньяку. Свой бокал я выпил залпом, а второй поставил перед ней на стол.

- При вашем первом свидании я был под полом беседки. При втором, кстати, тоже. И все слышал.

Она вскочила и оперлась на стол. На ее лице появилось странное, жестокое выражение, и она почти не дышала. Я бесстрастным голосом, не упуская ни малейшей подробности, рассказал ей о том, что произошло. И о том, что уже на третьем свидании она отдалась не Лаборду, который был в Алжире, а мне, собственному законному мужу. Она слушала меня с застывшим, ничего не выражающим взглядом. Я снова налил себе коньяка.

- Что же ты не пьешь? Думаю, тебе необходимо подкрепиться, - ты была сегодня почти без сил. Признай все же, что я был великолепным любовником. Да и ты была просто потрясающа. Так что, думаю, мы забудем эту глупую историю и будем доставлять друг другу наслаждение.

Она словно очнулась от сна. Какое-то время она тревожно оглядывалась вокруг себя, и мне показалось, что она вот-вот заговорит. Но ее наверняка сдерживало выражение холодной иронии на моем лице. Наконец ее дрожащая рука оторвалась от стола, опрокинув по пути бокал. Коньяк пролился на стол, а бокал вдребезги разбился на паркете. Я тщательно подобрал осколки и положил их на стол перед Одиль. Она взглянула на меня с такой страшной ненавистью, что вся моя ирония улетучилась, и я в бешенстве закричал:

- Шлюха! Тебе понадобился любовник для наслаждений!

Какое-то мгновение я думал, что она упадет без чувств. Тогда я бросился бы к ней на помощь. Но ценой какого-то невероятного усилия она вышла из своей неподвижности и пошла к двери, как лунатик. Через мгновение она исчезла с моих глаз.

Я в третий раз налил себе коньяка, не отрывая взгляда от широко открытой двери, в которую вышла Одиль. Я уже сожалел, что оскорбил ее. Она оттолкнула мужа, но любовник готов был уже последовать за своей любовницей. Я подумал еще, что теперь все постепенно наладится, и мы начнем новую жизнь, начнем все сначала. И в этот момент в тишине дома прозвучал выстрел.

Когда я прибежал в спальню, Одиль лежала поперек кровати. Ее правая рука еще сжимала револьвер, которым я так напугал когда-то Лаборда. Я подбежал к ней, наклонился, моя глупая ненависть испарилась без следа.

- Одиль, я люблю тебя!

Ее глаза расширились, стекленея. Голова чуть приподнялась и тут же упала снова. Я увидел, что все ее тело как-то обмякло.

- Не уходи!

Но мои пальцы сжали уже холодеющую руку Одиль.

Арман Делафер,
перевод с французского Светланы БЕСТУЖЕВОЙ


Оценить эту статью:          
 


Платные опросы

Чудо.деньги - AirDrop
Поиск :: Регистрация нового пользователя :: Войти





Copyright © 2005-2024 iVillage.ru
Работа в интернете - платные опросы, Новости России
PR-статьи, Каталог сайтов
Хостинг сайтов