Товарищ феномен

Федоров-Юрковский становится главным режиссером Александринского театра. Следуя по стопам родителей (ее мать была актрисой), Мария тоже выбирает театр. Рано окончив гимназию, она поступила в драматическую школу, а в 18 лет отправилась в Казань, где впервые вышла на сцену. Спустя два года Мария вышла замуж за крупного чиновника Андрея Желябужского, который был старше ее на 18 лет. Официально он занимал пост главного контролера Курской и Нижегородской железных дорог, но помимо этого был членом Общества искусства и литературы, членом правления Российского театрального общества. В 1888 году у супругов родился сын Юрий, в 1894-м - дочь Екатерина.

Желябужский получил новое назначение, и супруги переехали в Тифлис. Мария вступила в Артистическое общество, которое объединяло все самые талантливые артистические силы в Тифлисе. В его спектаклях часто выступали супруги Желябужские под псевдонимом Андреевы (потом он так и остался у Марии Федоровны). Андреева на тифлисских подмостках участвовала не только в драме, но и в опере - уроки пения дала ей певица Зарудная.

Красивой молодой актрисой был очарован весь Тифлис. Во время одного из банкетов влюбленный в нее юный грузин произнес в ее честь тост, затем сделал маленькую паузу и добавил: "После тоста в честь такой прекрасной женщины никто не посмеет больше пить из этого бокала". И на глазах всех присутствующих... съел его.

Спустя многие годы Андреева, сидя в кругу гостей, вспомнила тот эпизод со вздохом: "Да, дела минувших дней, а теперь никто для меня не будет грызть бокалы, да и грузин таких больше нет". На что присутствовавший за столом актер и режиссер Константин Марджанов (Котэ Марджанишвили) обиженно заявил: "Ошибаетесь, Мария Федоровна. Грызть бокалы - у нас это самая обычная вещь. Я вам докажу... Вот сейчас выпью за ваше здоровье и закушу бокалом". Он осушил бокал и снова поднес его ко рту. Жена Луначарского невольно вскрикнула. Тогда Марджанов смущенно сказал: "Извините, Наталья Александровна, я понимаю - вам жалко такого бокала; нельзя разрознить винный сервиз", - и поставил его на место. Андреева хохотала до слез.

Семья Желябужских переехала в Москву, и Андреева начала выступать в Обществе искусства и литературы, которым руководил Станиславский. Дебют состоялся 15 декабря 1894 года в пьесе "Светит, да не греет" А.Островского и Н.Соловьева. Ее партнером по сцене был сам Станиславский.

За три сезона Андреева сыграла одиннадцать ролей, училась в Московской консерватории, вместе со Станиславским и Немировичем-Данченко принимала участие в создании Художественного театра. В первые годы его существования Андреева играет основные роли: Гедду Габлер в одноименной драме Ибсена, Ирину в "Трех сестрах", Наташу в "На дне" и другие. Театральный критик Сергей Глаголь отмечал: "Г-жа Андреева - чудная златокудрая фея, то злая, как пойманный в клетку зверек, то поэтичная и воздушная, как сказочная греза".

Была пресса, любовь публики, успех. Сама великая княгиня Елизавета Федоровна писала ее портрет. Казалось, впереди только слава и лавры...

   Но Андреева вдруг увлеклась... "Капиталом" и прочей марксистской литературой. вступила в ряды РСДРП - втайне от мужа, втайне от театра, от коллег. Одновременно она умудрилась завести бурный роман с Саввой Морозовым. Как известно, нельзя объять необъятное, и когда в ее жизни появился Максим Горький, артистическая карьера, так удачно начавшаяся, постепенно сошла на нет. Самое большее, на что Андреева могла рассчитывать, - небольшие роли второго плана.

Однажды Станиславский сказал: Андреева - актриса "полезная", Книппер - "до зарезу необходимая". Ольга Книппер была негласной царицей Художественного театра. Это возмущало Андрееву, но все ее попытки завладеть короной остались безуспешными.

12 апреля 1902 года Андреева направляет Станиславскому возмущенное послание: "...Последним толчком для меня был разговор с Саввой Тимофеевичем, который говорил, что Вы находите, что я стала небрежно относиться к театру, не занимаюсь ролями и вообще играю на общих своих тонах, а это равносильно, по-моему, тому, что я становлюсь банальной актрисой... Рассуждать о том, банальная я актриса или нет, - не мое дело. Может быть, совершенно правы те, которые это находят, говорю это без всякого "унижения паче гордости", совсем просто. Но я думаю, что я все-таки могу быть полезной, могу иногда играть хорошо, а уж особенно если Вы этого бы захотели и помогли мне. За все четыре года, что я служу, и восемь лет, что я играю у Вас, неужели у Вас не сложилось убеждение, что моя особа в моих глазах всегда стояла ниже общего дела и мое самолюбие не раз приносилось в жертву, раз это было нужно Вам или делу?"

Письменная дуэль завершилась письмом Станиславского Андреевой от 19 февраля 1904 года: "Дорогая Мария Федоровна! Я узнал с большой грустью о Вашем решении: уйти из своего театра. С не меньшей грустью я сознаю, что мои убеждения и советы теперь - неуместны и бессильны. Мне ничего не остается более, как сожалеть и молчать..."

Покинув Художественный театр, Андреева уехала в провинцию. Планировала вместе с Горьким и Комиссаржевской создать новый современный театр (деньги на него собирался дать все тот же влюбленный в нее Савва Морозов), немного поиграла на сцене в Старой Руссе, потом в Риге. Но заниматься только театром она уже не могла.

Именно революции, а не театру отдала она всю свою энергию, свой темперамент и организационный талант. Замужняя светская женщина, известная актриса - великолепная ширма для революционной подпольной организации. Задания множились: от помощи в подготовке побега большевиков из Таганской тюрьмы до хранения лент с патронами в письменном столе. К тому времени статский советник Желябужский перестает интересовать Андрееву совсем. Дети пристроены у сестры. Все силы могут быть "отданы борьбе"...

   ...Первая встреча с Горьким состоялась в Севастополе в 1900 году. Гастроли Художественного проходили в каком-то летнем театре, и вот в антракте спектакля "Гедда Габлер" в тонкие дощатые двери артистической уборной раздался стук. "Голос Чехова: "К вам можно, Мария Федоровна? Только я не один, со мной Горький". Сердце забилось - батюшки! И Чехов, и Горький!.. Встала навстречу. Вошел Антон Павлович - я его давно знала, еще до того, как стала актрисой, - за ним высокая тонкая фигура в летней русской рубашке; волосы длинные, прямые, усы большие и рыжие. Неужели это Горький?.. "Черт знает! Черт знает, как вы великолепно играете", - басит Алексей Максимович и трясет меня из всей силы за руку. А я смотрю на него с глубоким волнением, ужасно обрадованная, что ему понравилось, и странно мне, что он чертыхается, странен его костюм, высокие сапоги, разлетайка, длинные прямые волосы, странно, что у него грубые черты лица, рыжеватые усы. Не таким я его себе представляла. И вдруг из-за длинных ресниц глянули голубые глаза, губы сложились в обаятельную детскую улыбку, показалось мне его лицо красивее красивого, и радостно екнуло сердце. Нет! Он именно такой, как надо, чтобы он был, - слава Богу!.." "Наша дружба с ним все больше крепла, нас связывала общность во взглядах, убеждениях, интересах. Мало-помалу я входила во все его начинания, знала многих, стоявших к нему более или менее близко. Он присылал ко мне людей из Нижнего с просьбами устроить их, сделать то или другое... Я страшно гордилась его дружбой, восхищалась им бесконечно..."

   В конце 1903 года Андреева стала гражданской женой Горького. Он расстался с Екатериной Пешковой, но не порвал с ней окончательно, а сохранил добрые, дружеские отношения на всю жизнь. Никто не осудил пролетарского писателя, а вот Андреевой пришлось труднее. Ее критиковали, осуждали, порицали. Потом была поездка вдвоем в Америку. Оттуда летом 1906 года Андреева пишет сестре: "Алеша так много пишет, что я за ним едва поспеваю. Пишу дневник нашего заграничного пребывания, перевожу с французского одну книгу, немного шью, словом, всячески наполняю день, чтобы к вечеру устать и уснуть, и не видеть снов, потому что хороших снов я не вижу..." Помимо французского, она знала немецкий и итальянский, вела всю переписку Горького. Освоила художественный перевод. Заботилась об издании произведений Горького, о выплате гонораров, выполняла все новые и новые поручения партии.

В октябре 1906 года Горький и Андреева покидают США и направляются в Италию. Начинается жизнь на Капри. Их вилла на острове стала прибежищем многих русских эмигрантов. Всех их Андреева принимала, кормила, давала кров. Книга Горького "Сказки об Италии" вышла с авторским посвящением: "Марии Федоровне Андреевой".

   Вернувшись на родину, Андреева становится финансовым агентом партии и изыскивает повсюду средства для революционной деятельности. Почти ежедневно пишет на Капри, информирует Горького о политических событиях. Ленин ценил Андрееву - за деловую хватку, умение все "выбить" и достать.

После октября 1917-го начался новый отсчет времени. Те, кто вкладывал в революцию силы, здоровье и деньги, мгновенно захотели получить компенсацию: новые посты и "портфели". Не забыта и Андреева: она становится комиссаром театров и зрелищ союза коммун Северной области, то бишь Петрограда и всех его окрестностей. В дневниках Корнея Чуковского есть запись от 18 апреля 1919 года, как в кабинет Шаляпина "влетела комиссарша Мария Федоровна Андреева, отлично одетая, в шляпке - "Да, да, я распоряжусь, вам сейчас подадут!.." Распоряжалась. Выделяла. Наказывала и миловала. Если ей самой требовалась поддержка - немедленно апеллировала к Ленину. Обратилась к Блоку "прямо и бесцеремонно" - возглавить Большой драматический театр, но тот благоразумно отказался.

Когда Горький переехал в Сааров (недалеко от Берлина), Мария Федоровна часто приезжала к нему. Вспоминает Нина Берберова: "Она все еще была красива, гордо носила свою рыжую голову, играла кольцами, качала узкой туфелькой... Я никогда не видела в ее лице, никогда не слышала в ее голосе никакой прелести. Вероятно, и без прелести она в свое время была прекрасна. Навещала Горького и Екатерина Павловна - первая его жена и мать его сына..."

В начале 20-х годов в жизни писателя произошли существенные перемены. Место Марии Андреевой заняла другая особа, которая стала незаменимым секретарем и сердечным другом писателя - Мария Игнатьевна Будберг - "железная женщина", о которой Берберова написала целую книгу. Горький, расставшись с Марией Федоровной, сохранил с ней ровные отношения.

Когда Горький умер, в крематории присутствовали три женщины. Галина Серебрякова в книге "О других и о себе" пишет: "Из полутьмы, четко вырисовываясь, в траурном платье появилась Екатерина Павловна Пешкова - неизменный друг Горького. Тяжело опиралась она на руку невестки. За ней шла Мария Федоровна Андреева с сыном, кинорежиссером Желябужским. И поодаль, совсем одна, остановилась Мария Игнатьевна Будберг. Все эти три женщины чем-то неуловимо походили одна на другую: статные, красивые , гордые, одухотворенные..."

Зимой 1931 года Андреева получила свое последнее назначение - стала директором Дома ученых в Москве. Весь темперамент и энергию, не израсходованную до конца, она вложила в новое дело. Дом ученых на многие годы стал одним из интереснейших мест общения интеллигенции столицы. Мария Федоровна приглашала туда многих выдающихся людей, частенько и сама выступала с воспоминаниями. Основные ее темы: Ленин и Горький. В то время самые популярные и выигрышные темы. Отработанные елейные тексты шли на ура.

Мария Федоровна Андреева скончалась 8 декабря 1953 года в возрасте 85 лет. Казалось бы, по всем каноническим большевистским меркам, она прожила прекрасную жизнь, принесла большую пользу делу революции, была соратницей Ленина и Горького, ее имя вписано в историю Художественного театра, она любила и была любима... Но, по воспоминаниям очевидцев, в гробу на ее лице была маска страдания. И никакого умиротворения и покоя. В 1961 году вышла книга М.Ф.Андреевой "Переписка. Воспоминания. Статьи". Через два года она была дополнена и переиздана. Читаешь эти более чем 700 страниц и диву даешься, как все приглажено.

Не жизнь, а житие. Но ведь львицы и в клетке остаются львицами…

Юрий Безелянский