... Света позвонила в милицию сама, среди
ночи: "Приезжайте, я убила человека". Продиктовала адрес. Голос звонившей
был настолько спокоен, что дежуривший на телефоне капитан почему-то ни на секунду
не усомнился: она действительно дождется приезда опергруппы - не сбежит, не
исчезнет.
Когда бригада прибыла на место, названное Светой по телефону, на лестнице сидело
юное длинноногое создание (почему-то именно эта деталь - длинные, идеальной
формы скрещенные ноги - запомнилась и следователю, и медикам, и эксперту).
Дом был служебным - огромные коммунальные квартиры в нем занимали медики, работающие
в одной из крупных клиник города. В квартире, названной Светой, дверь была полуоткрыта.
Соседей дома не оказалось - лето, все разъехались кто куда. Только из комнаты,
куда девушка отказалась заходить, лишь бессильно махнув рукой: "Там...",
пробивалась полоска света.
На полу в неловкой позе лежал мужчина лет сорока. Белоснежная сорочка на его
спине вздыбилась от крови.
Врач быстро прослушал пульс, кивнул бригаде: "Жив", и пострадавшего,
уложив на носилки, увезли.
На допросах Света отказывалась говорить. Твердила только: "Судите меня
за убийство". Илья долго не приходил в сознание, хотя врачи уже и сказали,
что опасности для его жизни нет. Уяснить картину случившегося законники смогли
не сразу. Впрочем, уяснили они ее в конце концов в самых общих чертах: покушение
на убийство на почве ревности.
Но что-то мешало следователю поставить последнюю точку в этом, таком несложном
с юридической точки зрения деле. Что-то не давало ей покоя, требовало проникнуть
в суть, разобраться, понять... И тогда она позвонила своему знакомому психиатру,
Юрию Николаевичу, попросив навестить Свету в тюремном изоляторе (девушка находилась
в глубоком шоке).
Нет, следователь не заподозрила Свету в шизофрении или ином психическом недуге
- впрочем, экспертизу на вменяемость Светлане пройти еще предстояло. Просто
Юрий Николаевич был не из тех врачей, кто предпочитает исцелять своих пациентов
уколами и пилюлями. "Работать" для этого человека означает вести многочасовые
беседы с подопечными, потихоньку, "по грамму" вызывая их на откровенность,
располагая к себе и воздействуя на их психику силой своего влияния, убеждений,
а может, и гипноза, - черт его знает, следователь в этих тонкостях не разбиралась.
Она знала одно: десятки пытавшихся покончить с собой женщин, попав "в руки
Юрия Николаевича, не проходили в клинике общепринятого лечения. И выписывались
без удручающего диагноза, способного поставить клеймо на всей оставшейся жизни.
Более того, они уходили из больницы какими-то просветленными, по-новому смотрящими
на жизнь и никогда больше - в нарушение статистики, свидетельствующей о том,
что суицид обязательно повторится, - не возвращались к желанию смерти.
На первый приход врача Светлана не среагировала никак. Понуро сидела на больничной
койке, глядя в одну точку остекленевшими глазами, и отвечала односложно:
"Да", "Нет". Она не спрашивала, жив ли Илья, не спрашивала,
что будет с нею, не спрашивала о своих родителях, обрывавших телефон следователя
и умолявших о свидании с нею. Было похоже на то, что жизнь для нее кончилась
где то за чертой, разделившей прежнее, неведомое посторонним время и ту ночь,
когда она набрала телефонный номер милиции.
Однажды, зайдя к Свете в изолятор, Юрий Николаевич невзначай поинтересовался:
"Скажи, а ты Достоевского любишь?", и впервые увидел проблеск интереса
в ее глазах. Они проговорили долго - и только о Достоевском. В следующий раз
врач попросил девушку рассказать ему о ее детстве и уже не наткнулся на стену
ледяного молчания. В третий раз Светлана сама заговорила о том, что же произошло
с нею и с Ильёй.
...Светлана училась в медицинском институте. Стипендии на то, чтобы жить так,
как ей хотелось, категорически не хватало и она подрабатывала сиделкой. Родственники
больных в первую встречу всегда реагировали на нее с опаской: уж слишком не
похожа была Света внешне на ту, кто может выносить "утки", переворачивать
и мыть тяжелых лежачих пациентов, в общем, проделывать все то, ради чего, собственно,
люди и готовы платить огромные деньги. Миндалевидные, искусно подведенные глаза,
коротенький облегающий белый халатик и дразнящие, завораживающие глаз ноги...
Но уже после первых суток, которые Света проводила у постели больного, отношение
родственников к ней менялось кардинально: Светлана была на редкость умелой,
мягкой и выносливой сиделкой. К тому же почти с законченным "верхним медицинским".
В ту зиму Света дежурила в больнице около юноши, попавшего в тяжелейшую автокатастрофу.
Днем около него толклась родня, а ночами приходили они - Света или ее "сменщица"
Таня. Мальчик был в коме, обслуживать его было очень тяжело. Света знала, что
Татьяна всегда в ночь своего дежурства часа три-четыре спала - на надувном матраце,
который днем "жил" под больничной койкой. Но сама Света позволить
себе такой халтуры не могла - она запасалась термосом с кофе, бутербродами и
бдела.
Илья работал в этом отделении хирургом. Он не был лечащим врачом Светиного подопечного,
и "по роду службы" они никак не сталкивались. Но почему-то все чаще
и чаще он замедлял шаг, проходя по коридору мимо их палаты, однажды ночью попросту
зашел к ней и спросил, не нужна ли какая помощь.
Света была не маленькой девочкой и прекрасно понимала, к чему клонит Илья. Что
неспроста они оказывались вместе в курилке, неспроста на нее стали с ехидной
улыбочкой посматривать больничные медсестры, и, наконец, Таня, с которой они
однажды столкнулись на выходе из больницы, бросила ей: "Говорят, этот красавчик
Илья Сергеевич дополнительные ночные дежурства берет из-за тебя? Что, подруга,
роман?!"
Илья Сергеевич действительно был красив - черные с проседью волосы, тоскующие
стальные глаза, сильный торс - в общем, весь "джентльменский набор"
стареющего ловеласа, но романа у них не было. И быть, судя по всему, не могло.
Света инстинктивно избегала подобного сорта мужчин, обжегшись однажды еще в
семнадцать лет и твердо зная: ничего, кроме мук, такие любители и любимцы женщин
подарить не в состоянии. Все в общем-то получилось случайно - Светлану позвали
в гости, куда должен был прийти ее бывший знакомый со своей новой пассией, Светлане
было не с руки являться туда одной, а Илья увязался провожать ее до метро. Вот
она и предложила ему сопровождать ее.
Дальше все было тоже случайно. Компания подобралась бурная, подвыпив, гости
занялись какими-то "разборками", и к часу ночи неожиданно выяснилось,
что Света с Ильёй - одни в чужой квартире. Хозяйка, не оставив Свете ключей,
чтоб запереть дверь, уехала к другу, а остальные гости разошлись... Короче,
сторонников строгих нравов прошу меня извинить.
Вот эта-то ночь и перевернула все в жизни Светланы. Перевернула настолько, что
утром, проснувшись, она долго не могла понять: была эта ночь в действительности
или причудилась, приснилась?.. Но, приподнявшись на локте, на нее смотрел Илья.
Насмешливый. Вполне реальный. И она поняла: было. Не приснилось.
Вихрь, унесший Свету в бездну наслаждения, был несравним ни с чем, что прежде
довелось ей испытывать. Она знала мужчин, знала их, как ей казалось, неплохо,
и прежде пребывала в полной уверенности, что ничего принципиально нового, увы,
познать ей уже не суждено. Теперь Светлана понимала, что не знала ничего...
С того момента, как Илья обнял ее за плечи, она абсолютно потеряла власть над
происходящим - все закружилось, унеслось куда-то, оставив лишь легкий запах
его одеколона, громкое тиканье часов (лишь потом она сообразила - это стучало
ее сердце) и власть его чудных, опытных, мягких и властных рук... Сколько времени
длилась для них эта ночь - Света не знала. Она вообще наутро сомневалась в том,
как ее зовут. Она родилась заново - и когда приблизилась к зеркалу в ванной,
на нее из-за стеклянной глади смотрела совсем другая женщина. Эта женщина почему-то
была не просто чертовски красивой и свежей - глаза ее блестели самым настоящим
счастьем.
Да простят меня читатели - я не смакую подробности. Просто без рассказа о той
ночи не обойтись. Ибо все, что происходило дальше, существовало уже в сфере
магнетизма их близости. Поле, возникшее между ними сразу и окончательно, предопределило
ход их жизней. Только оно. И именно оно. Верю - испытавший подобное поймет.
Они начали встречаться. Со стороны, отношения Ильи со Светланой ничем не отличались
от весьма заурядного романа - он звонил, она приезжала к нему, в его восьмиметровую
комнатушку коммунальной квартиры. Все - как у всех. За исключением, может быть,
того, что они никогда и никуда не ходили вместе - ни к друзьям, ни в театр,
ни в рестораны, ни даже в придворное кино. Не потому, что возможности не было
- Илья холост, Света свободна, и время на культурные вылазки нашлось бы. У них
не было такой потребности - вот в чем дело. Они могли существовать только в
особом мире, в который Свету ввел за руку Илья, и вне этого мира их встречи
теряли смысл.
Нет, отнюдь не все часы свиданий они проводили в постели. Но с самого порога,
когда она с бешено колотящимся сердцем звонила в дверь и слушала за нею знакомые
уже до боли мягкие шаги, и до той минуты, когда Илья выходил провожать ее, -
весь этот мир был пронизан чувственностью, страстью.
Они пили кофе, который Илья варил в маленькой армянской турке, они слушали музыку
на его крохотном старом проигрывателе, он перебирал струны гитары и пел для
нее какие-то нехитрые песни, они играли в карты, сидя по-турецки на тахте, занимающей
почти всю его комнату, они даже иногда читали рядом - он свою книгу, она свою
- и все это было наполнено безумным желанием друг друга.
Постоянным, непреходящим, которое порой буквально парализовало Свету. И все
те минуты, когда они не принадлежали друг другу, были лишь прелюдией, мазохистским
оттягиванием момента, когда уже ничто не могло сдержать этот шквал, и их швыряло
в объятия друг друга. И каждый раз их любовь была любовью как перед концом света
или перед гибелью в шторм корабля. "Никогда не оставляй ничего на потом,
- учил ее Илья. - Каждый раз должен быть последним..."
Света любила в нем все. Интонации голоса, походку, запах, привычки, недостатки.
Любила так, что одна мысль о возможном расставании приводила ее в обморочное
состояние. Никто не знал об их встречах - Света была убеждена: попытайся она
кому-то объяснить, что именно ее связывает с этим взрослым, на двадцать лет
старше ее, человеком, - никто не поймет. В лучшем случае обзовут ее мартовской
кошкой, а его - старым развратником. Но это неправда - не было ни пошлости,
ни примитивизма в их связи. Все, что происходило между ними, было необычайно
одухотворенно, исполнение высшего смысла, понятного только им двоим.
Светлана никогда не задавалась вопросом о других женщинах Ильи. Знала, что было
их немало. Знала, что некоторые медсестры в больнице ненавидят Илью за то, что
когда-то он не откликнулся на их женский призыв. Видела, что тянет к нему слабый
пол с неимоверной силой - видно, только у нее и не сработало сразу это древнее
"чутье позвоночником", а другие за три километра ощущают исходящую
от него мужскую силу, уверенность в себе, словом - полноценность. Света знала,
что Илья никогда не был женат - видела паспорт, который всегда валялся у него
на холодильнике. И главное - беспрекословно верила в то, что пока она, Светлана,
с ним, ни о какой другой женщине не может быть и речи? "Потому что мы с
тобой - это редкость, так бывает раз в столетие..." - шептал ей иногда
Илья.
Света не сомневалась: так и вправду бывает раз в столетие. Не потому, что столетие
прожила. Она была счастлива, и ей было все равно - есть ли на свете более счастливый
землянин - ее счастье было несравнимо ни с чьим.
А о том, что же будет дальше, она старалась не думать. Замуж - не замуж, какая
разница? Все будет так, как захочет он. Лишь бы не исчез, не канул в никуда,
и пока раздается в квартире его телефонный звонок, она жива и готова горы свернуть...
Мама, с недоброй тревогой вглядываясь в лицо как-то резко повзрослевшей дочери,
вздыхала: "Смотри, Светка, не доведет тебя до добра твой "пенсионер"!
Уж хоть бы стыд какой поимела - о замужестве, о детях думать пора, а ты, как
с... дворовая, по ночам к нему бегаешь!"
А Света, вглядываясь в сидящих напротив в вагоне метро мужчин, думала: "Как
странно: вот куда-то едут совершенно незнакомые мне люди. У каждого из них -
своя жизнь, свой внутренний мир, свои недостатки и достоинства, и, быть может,
один из них и предопределен мне судьбой, назначен в жизни для того, чтобы стать
моим мужем, отцом моих детей... А у меня нет потребности знакомиться с ними,
привыкать к кому то, выслушивать чужие монологи, проникаться чужими проблемами...
Есть только Илья. И ничто иное не имеет ни малейшего смысла. Может быть, любовь
- и есть желание остановиться в поисках счастья на одном конкретном человеке?.."
Шло время. Год. Два. Илья познакомил Светлану со своей семьей - мамой и братьями.
Но это означало только то, что теперь они были знакомы. И - ничего больше. Свободу
Илья по-прежнему ценил больше всего на свете, а если и мечтал на досуге о том,
как они со Светой расставили бы мебель в своем доме и как назвали бы сына, а
как дочку, - так только давая поблажку собственному минутному настроению.
Вопреки утверждению всех сексологов и сексопатологов, охлаждение и притупление
эмоций не наступало. Когда они оставались вдвоем - все было по-прежнему. И по-прежнему
он был способен вызвать ее междугородным звонком в другой город, и она прилетала
к нему, бросив все свои дела, чтобы провести с ним всего несколько часов; и
по-прежнему, даже в дни серьезных ссор, она могла набрать его номер и сказать:
"Я хочу к тебе" - и он находил ее, где бы она ни находилась.
..."Наверное, так могло продолжаться десятилетиями", - отвернувшись
от Юрия Николаевича, закончила свой рассказ Светлана. Ей оставалось лишь объяснить
самое страшное - последнюю ночь. И она - видно, понимая, что никогда уже больше
не сможет и не станет исповедоваться так полно,- пошла до конца.
- В последнюю ночь Илью вызвали на срочную операцию, и, оставив меня в своей
комнате, он уехал в больницу. Я сдуру решила сделать ему сюрприз - навести в
комнате идеальный порядок, все перемыть, перечистить... Нет, я не собиралась
обшаривать его вещи, что-то искать - ведь мне казалось, что я все о нем знаю...
Я и мысли не допускала, что могу наткнуться на нечто, что видеть мне было нельзя.
Но наткнулась. Сначала - на бигуди... Потом - на пачку женских писем, датированных
двумя последними годами, и даже - письмо недельной давности.
Наверное, если бы Света нашла не бигуди, а что-то иное - быть может, женскую
заколку, косметику или даже деталь туалета, - это не произвело бы на нее столь
бурного эффекта. В конце концов, как ни гнала она от себя эту мысль, но допуск
на то, что за годы их отношений Илья мог где-то случайно переспать с другой,
она оставляла. Но бигуди... Свидетельство того, что отношения Ильи с незнакомкой
были столь близкими и давними?.. Значит, эта женщина существовала параллельно
с нею, со Светой?.. И значит, Илья той, другой, говорил так же, как ей: "Все
должно быть, как в последний раз"?..
Полчаса, которые разделяли Светину находку и возвращение Ильи, прошли как одна
секунда. Девушка уже знала, что сделает. Нет, она не собиралась прощаться с
жизнью - она уничтожит его, того, кто отнял у нее самую святую веру в жизни
- веру в исключение, в идеал, в нереальность. Больше он никогда и никому не
будет принадлежать - этот мужчина, заставивший ее родиться на свет заново. Больше
он никогда и никого не будет обнимать за плечи и шептать свои дурацкие слова...
Она ударила его ножом сразу - как только он вошел. Без объяснений, выяснений
и сцен. Метилась в сердце, но Илья как-то случайно повернулся, и удар пришелся
ему в спину. Падая, он встретился с ней глазами - наверное, большего изумления
ей не доводилось видеть никогда. Голова Ильи стукнулась об пол, рука, державшая
какие-то бланки для справок, разжалась... Света вышла на улицу и из автомата
позвонила в милицию.
...На последнем допросе следователь спросила у Светланы: "Ты жалеешь о
том, что сделала?" "Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, - ответила
та.- Я ничего не чувствую. Ничего".
Признаюсь: больше всего я боялась, что мне не удастся найти координаты девушки,
которая отсидела пять лет за покушение на убийство любимого человека. Но я их
раздобыла…
Как странно, думала я, разыскивая Светин дом, мы привыкли думать о законниках
как о сухих и чаще всего циничных людях, напичканных казенными формулировками
и номерами статей уголовного кодекса. А ведь эта женщина-следователь, похоже,
многие годы решала для себя вопрос, который юридически был однозначным: кто
в этой истории был истинным преступником?..
Да, еще в средневековье люди философствовали - может ли страсть быть оправданием
преступления? Но со времен даже шекспировских трагедий минуло четыре века. А
мы, земные люди, сотканные из сотен грехов и пороков, все так же не знаем окончательного
ответа и ищем, ищем - нет, не оправдания, но объяснения.
Человеческая жизнь священна, и поднявший руку на нее - преступник. Это аксиома.
Желание же понять - почему? - долг любого законника. Долг, который так нечасто
ими выполняется...
...В тамбуре перед Светиной дверью я увидела детскую коляску. В прихожей - развешанные
ползунки и кофточки. Передо мной стояла совсем не та роковая красавица, которую
родственники больных умудрялись перепутать с фотомоделью или манекенщицей, -
худая до изможденности немолодая женщина в джинсах и застиранном пуловере.
- Проходите,- обезличенным голосом пригласила она, и пока мы шли на кухню, сказала,
что муж на работе, дочь спит, и у нас есть час на разговор.
Разговор не получился. Может быть, потому, что я слишком много знала о ней -
той, прежней, и никак не могла совместить героиню рассказа следователя вот с
этой грубоватой (зона не проходит бесследно?), анемичной женщиной. "Муж
хороший, - помешивая кашу и не глядя на меня, рассказывала она,- не каждый решился
бы жениться на женщине с тюремным, да еще таким прошлым. Зарплату отдает, дочь
обожает, по дому помогает". Я все не решалась задать ей вопрос, ради которого
и пришла, но она, видно, угадала его за моим молчанием:
- Илья уехал из города задолго до того, как я освободилась. Нет, найти его я
не пыталась Я стараюсь не вспоминать о нем, но иногда, к сожалению, он мне снится,
и тогда я просыпаюсь вся разбитая и больная Но в общем все прошло.
Уже прощаясь, я заметила, что на календаре, висящем в коридоре, один день из
каждых двух недель отмечен кружочком.
- По-прежнему подрабатываешь сиделкой? - мимоходом предположила я.
- Нет, это я отмечаю день, когда спала с мужем. Чтобы раньше договоренного он
меня не трогал. Для меня это каторге подобно...
Татьяна ШАРАЯ.
Пожалуйста, скопируйте приведенный ниже код и вставьте его в свой блог - как HTML.
... Света позвонила в милицию сама, среди
ночи: "Приезжайте, я убила человека". Продиктовала адрес. Голос звонившей
был настолько спокоен, что дежуривший на телефоне капитан почему-то ни на секунду
не усомнился: она действительно дождется приезда опергруппы - не сбежит, не
исчезнет.