На обед мы доели остатки борща, подогрели чизбургеры и открыли одну из баночек
мясного паштета. Том попросил "Охотничьих просторов".
- Зачем? - удивилась я, - тебе же не нравилось.
- Ко всему человек привыкает, - заметил Том, - и потом я же хочу стать настоящим
русским.
Я не стала интересоваться, для чего ему это надо (я даже не знала зачем он вообще
приехал в Россию) и протянула ему заветную бутылку. Том налил себе и выпил даже
не поперхнувшись.
- Браво, Том! Ты начинаешь делать успехи!
- Знаешь, мне даже понравилось, - он довольно потер грудь и пояснил, - жарко.
- Том…
- А-а?
- Ты долго еще в России будешь?
- Ты не поверишь, Катья, но у меня маленький отпуск и я здесь отдыхаю. У меня
здесь есть один русский друг… Paul…sorry, Павел, и он предложил мне пожить немного
у него. Я давно интересовался Россией. Ей у нас многие интересуются, но я хотел
все знать, как на самом деле есть. Поньимаешь?
- Еще бы. Тебе стало любопытно, а правда ли то, что у нас нет телевизоров, и
по улицам ходят бурые мишки, да?
- Не ирозируй…
- Иронизируй, - поправила я машинально.
- Да-да. Мне нравиться здесь. Здесь живут удивительные люди. Другие люди. Они
какие-то…веселые что ли… нет, живые! Понимаешь, Катюша, они настоящие! - Том
сильно обрадовался своему открытию, - у нас со всеми одно и то же. Никто никогда
не ссорится. Все друг другу улыбаются, даже если они враги.
Том аккуратно сдернул полиэтиленовую пленку с чизбургера и протянул его мне.
- У меня бабушка русская, эмигрантка, - продолжил он, - Она-то меня мало и научила
русскому. Еще сказки рассказывала. Хорошие такие сказки. Я их до сих пор помню.
Про рыбку из золота и мальчика-колобка.
- А мне про репку нравиться… - почему-то сказала я.
- О! - оживился Том, - в этой сказке опять же присутствует идея русского коллективизма.
По отдельности они не могли, а зато вместе сразу достали репку!
Я никогда раньше не задумывалась над тем, что в этой простенькой сказке присутствует
такая глубокая идея.
- Знаешь, один раз Павел привел меня на …банкет… Там я как раз понял, что для
русского человека главное - истина. Из-за истины там начался большой спор. Я
плохо понимал, хотел вмешаться, чтобы они не ссорились, но Павел мне сказал:
"Оставь их, Том, у нас это называется разговором на чистоту. Скоро они
успокоятся". И действительно, они начали громко кричать, даже подрались,
мне показалось, что они убьют друг друга… Но потом выпили и обнялись со слезами
на глазах. Мне в тот раз показалось, что я никогда не видел таких сильных друзей.
- В таком случае мне надо будет обязательно сводить тебя к дяде Степану. Вот
уж действительно любитель истины и разговоров на чистоту…
- Дядя Степан? Это твой родственник, Катья?
- Нет, это мой сосед.
- Тогда почьему же ты зовешь его "дядя"?
И действительно, почему? А вот как, опять же, ему это объяснишь?
Я дожевала свой чизбургер и налила нам обоим "Охотничьих просторов".
- У вас удивительная дружба. Когда я был маленьким, Катья, мы с одноклассниками
сделали одну пакость учителю, которого не любили. Я все сразу рассказал тому
учителю. Он меня похвалил и попросил сказать имена тех, кто все это делал. И
я сказал. Дома я похвастался бабушке. И она очень расстроилась. Она говорила
мне, что выдавать своих друзей нельзя, даже если они не правы. Я тогда еще не
понял, почему, и бабушка рассказала, как чекисты пытали ее мужа. Они его ослепили,
потом вырвали ему ногти…
- Том, прекрати, ради Бога, я не могу…
- … но он не сказал им про своих друзей. Он ничего им не сказал, Катья, и умер
за это. Но не сказал. Мне стало гордо от того, что у меня такой дед. Я больше
никогда ни на кого не доносил. У нас это сейчас везде, только называется по-другому
- сотрудничество. Один из главных лозунгов: "Thank you for cooperation!".
Не доносительство, а кооперация. Между властью и гражданами.
- Может быть это и лучше, чем полное отсутствие сотрудничества между властью
и народом, как у нас. Хотя и власти-то у нас нет…Пей, "настоящий русский"!
Я загасила пламя и закопала в костровые угли картошку. Том тем временем ополунил
свою кружку и поднялся со словами:
- Я за дровами пойду. Русский мужчина должен сильно работать.
Интересно, что бы он подумал, расскажи я ему про то, как добрая половина русских
мужчин целыми днями валяется около телевизора. Как, например, Сережка…
Глава 8
Мы прожили на "Опушке шести сосен" еще два дня.
Я научила Тома ловить рыбу. Его так сильно охватил азарт, что он весь день просидел
под палящим солнцем с удочкой. Вечером он протянул мне четыре рыбешки:
- Ты умеешь варить уху?
- Конечно, Том.
- Вот смотри, какие большие караси, - похвастался он.
У него было такое довольное лицо, что мне не хотелось его разочаровывать, сообщая
ему, что караси вовсе не большие, и что это вообще не караси, и что ухи из них
никак не сваришь. Пришлось поймать еще парочку настоящих карасей тайком от него,
и приготовить уху.
- Закрой глаза, - сказал мне как-то Том.
- Я послушно закрыла глаза.
- Стой и не подглядывай!
- Стою и не подглядываю.
Чувствую, что к моему лицу прикасается что-то холодное. То ли стеклянное, то
ли пластмассовое.
- Можно открывать! - разрешил Том.
Я открыла глаза и в первый момент ничего не увидела. Потом сообразила, что на
мне солнечные очки. Том поспешил поднести мне зеркальце. Да-а. Оправа - что
надо. Я сняла очки и рассмотрела вблизи. На дужке было написано Christian Dior.
Быстренько в уме прикинула, сколько же это может стоить. Вышло, что очень много.
Одна моя зарплата.
Вечером следующего дня мы должны были уезжать. Мы немного постояли на берегу
реки и я кинула в воду серебряный рубль.
- Чтоб вернуться, - пояснила я Тому.
Он тут же сбегал за свои бумажником, вытащил оттуда горсть центов и уподобившись
сеятелю забросил как можно дальше.
- Чтоб скорее вернуться, Катья.
Рюкзаки наши заметно полегчали. Я с удовлетворением отметила, что Том самостоятельно
собрал палатку.
Электричка была полупустой. Выходные давно закончились и дачники уже уехали.
Мы заняли скамейку в середине вагона. Том достал свой плеер с наушниками. Один
наушник он предоставил мне. Эта была кассета с русскими романсами.
"Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым…" Сколько же лет было Есенину, когда он это писал?
Двадцать шесть, по-моему. Да-да, двадцать шесть. Почти столько же, сколько и
Тому.
Немного взгрустнулось. Да, верно - все пройдет. Пройдет и никогда больше не
вернется. Улетит Том в свою Америку, вдоволь надышавшись мной и российскими
просторами. Уедет, как миленький. Уедет - не смотря на то, что у нас "живые
и настоящие люди", а у них только сотрудничество; несмотря не то, что у
нас главное истина, а не выгода. Уедет, и будет там улыбаться всем без разбора.
Даже врагам.
Стало темно, и зажгли свет. За окном шел дождь. Он стучался в стекло оставляя
на нем длинные тонкие штрихи и как бы просился во внутрь. Тусклый свет лампочек
изгонял из вагона сумерки. Было тепло и уютно. И хорошо было знать, что где-то
за этим уютом шел холодный моросящий дождь, и что нас там не было.
Тома, наверное, коснулось мое плохое настроение, потому что он обнял меня и
сказал:
- Не печалься, Катья, у нас все будет не как в песне, не как с яблонь дым.
- Все в порядке, Том. Все хорошо.
Глава 9
По приезду домой, Том всерьез занялся моим гардеробом. Мы объездили все магазины
города, пока он, наконец, не выбрал, за баснословную, как мне казалось, сумму,
несколько платьев, блузок, две пары джинсов и туфель.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал он, - теперь ты вообще самая красивая женщина
на планете.
- Спасибо, Том.
- Спасибо, что ты приняла от меня все это.
Вечером Том потребовал, чтобы я познакомила его с тем самым легендарным дядей
Степаном, которого он уже считал борцом за истину, и который будучи "дядей",
не являлся мне родственником.
Дядя Степан был моим соседом по двору. То есть он жил не в одном со мной доме,
а в маленькой деревянной постройке, расположенной в глубине двора.
Деревянная лестница, ведущая наверх, противно поскрипывала и прогибалась под
ногами. В старом доме пахло затхлостью и многолетней пылью глубоко въевшейся
между прогнившими досками. Том недовольно поморщился. Под потолком в коридоре
одиноко висела лампочка на проволоке. Вокруг нее кружило целое полчище моли.
Я отыскала нужную дверь и толкнула. Она оказалась не заперта.
На кухонной табуретке сидел дядя Степан. Несмотря на жару, на нем была одета
его любимая кепочка а-ля Владимир Ильич, будто он собирался куда-то бежать с
минуты на минуту и только дожидался команды "старт".
- День добрый! - поприветствовали мы.
- Добрым людям - добрый день, - откликнулся дядя Степан, - это ты, Катенька?
Проходи, проходи, родная. Со своим кавалером-то меня познакомишь?
Дядя Степан хитро улыбнулся.
- Конечно. Это - Том. Том, это дядя Степан.
- Очьень приятно, очьень, - сказал Том, потрясая руку старичка.
Дядя Степан наклонился ко мне и шепнул на ухо:
- Катён, он что, ненашенский, что ли?
- Американец.
- Поди ж ты. Где взяла-то, а?
- В капусте нашла.
Том во все время нашего диалога внимательно оглядывал нищенскую обстановку кухни.
Газовая плита на полкухни, примостившаяся сбоку колонка, четыре трехногих табуретки,
стол с продырявленной посередине клеенкой.
- Вот, дядя Степан, мы тебе к чаю принесли, - я достала из пакета упаковку печений,
торт и банку красной икры. Куплено все это было, естественно, по инициативе
Тома.
- Поди ж ты, - всплеснул руками старик, - хорошо то как. А я вот как раз Митьку
жду. Будет с чем чаю попить.
Митька - Дмитрий Александрович. Я его давно знала, но недолюбливала. Он относился
к той малочисленной прослойке людей, которые могли себе позволить такую небольшую
роскошь, как навестить любимую тещу, живущую в Лондоне (а от того еще больше
любимую) или, к примеру, слетать по первому позыву тела на Средиземноморье;
словом к тем людям, которые совсем недавно "еще не хотели", и только-только
поняли, что "уже не хотят". Вот и Дмитрий уже не знал и чего бы ему
себе еще такого-эдакого пожелать, от того и был вечно зол на всех и, как говорил
дядя Степан, "бесился с жиру".
Только мы сели за стол, в квартиру ворвался Дмитрий.
- Легок на помине, - проворчала я.
- Заходь, Митька, - не глядя на гостя произнес дядя Степан, - у меня тут как
раз гости.
Дмитрий недовольно посмотрел на Тома.
- Знакомься - Том. Том, это - Дмитрий, - объявил дядя Степан и добавил, понизив
голос, - Катькин хахаль, американец.
Дмитрий оживился. Это был полный мужчина лет пятидесяти - пятидесяти пяти с
хвостиком, но уже совершенно седой.
- Надолго к нам, в Россию? -поинтересовался он.
- Неделю еще живу, а потом улетаю, - ответил Том.
- М-м-м. Один?
- Жена со мной.
Дмитрий был явно сбит с толку. Впрочем, как и я.
- Катенька, что ли?
- Да. Катья.
Дядя Степан поднялся, громко крякнул, схватившись за поясницу, вытащил из холодильника
запотевший пузырек самогона и торжественно поставил его на стол.
- Что на этот раз? - спросил Дмитрий.
- А, - отмахнулся дядя Степан, - сегодня просто - день граненного стакана.
Так он обычно говорил, когда запас праздников, которые он знал, исчерпывался.
- Пьешь много…
- Ну да? - удивился дядя Степан, - и вовсе не много. Вон, даже врачи говорят,
что полезно это дело. Кровь разжижает.
Дядя Степан был алкоголиком с сорокалетним стажем. Пить ему было противопоказано
- у него были больные почки, печень и сердце. Завидев его на улице, люди каждый
раз удивлялись: "Ты что, живой еще, что ли, Степан?", на что дядя
Степан неизменно отвечал: "А что мне сделается? Живу помаленьку".
Том посмотрел на не имевшую этикетки бутылку и поинтересовался:
- "Охотничьи просторы"?
- Не-е. Ты что! - оскорбился дядя Степан, любовно отерев бутылку рукавом, -
это же самогонка. Сам делал.
От самогонки я отказалась, под одобрительный взгляд Тома.
- Ну, давай, рассказывай, - потребовал дядя Степан у Дмитрия после первой.
- Что рассказывать-то? То, что жизнь - дерьмо, это ты и без меня знаешь.
- Почему же "дерьмо"? У меня все хорошо. Как всегда, - дядя Степан
изобразил улыбку, больше похожую на оскал. От его глаз моментально расползлись
паутинки морщин, и лицо стало похожим на выжатый засохший лимон.
- … и все вроде хорошо, - продолжал Дмитрий, - жена, дети, квартира, машина…
а счастья нет. Ноет вот здесь, Степан, - он приложил руку к сердцу, - ноет и
не перестает… А?
- И давно энто у тебя?
- Как загород переехали, так и началось…
- Это, брат, все от того, что делать тебе нечего, - дядя Степан налил по новой,
- хотеть больше нечего. Ты мне что последние два года талдычил? Что вот, мол,
дела заели, куплю котеж за городом, уеду отсюдова и буду сидеть у камина на
кресло качалке и потягивать виськи со льдом… Так? - дядя Степан глубокомысленно
посмотрел на Дмитрия.
- Так…Да вот только насиделся я уже, и виски этого напился - до конца жизни
хватит…
- То, чего хотел, оказалось ненужным, значит…
- Каждый день одно. Встаю, жру, пью и ложусь, но заснуть не могу, поэтому опять
встаю и жру… или пью… Я ж еще эту, горничную нанял… так только проснешься, сразу
: "Что вам, Дмитрий Александрович на завтрак приготовить?" Тьфу!-
Дмитрий в сердцах плюнул на пол, - а как-то раз попробовал сам себе яичницу
зажарить, так она тут как тут: "Ой-ой-ой, Дмитрий Александрович, я сама,
я сама…" Уйди, говорю, дура! Так она: "Извините-извините, ой-ой-ой".
Боится, что выгоню, все терпит! Деньги-то сейчас всем нужны…Все боятся! Горничная
боится, дети боятся, жена, и та боится…Я что, такой страшный, Степан? Хоть бы
послал меня кто, ей-богу…
- А пошел ты на хрен!
- Спасибо. И то легче стало.
Дядя Степан вновь наполнил стаканы.
- … веришь, нет, у станка бы сейчас постоял, да еще бы приплатил за это… Эх,
Степан, помнишь, как мы с тобой когда-то…
- Хм. Когда молодые, то и у станка хорошо… Может, бабу тебе завести?
Дмитрий отмахнулся рукой.
- Я на женщин-то смотреть теперь не могу. Не знаю почему.
- Слухай, Митяй, ты чего в своей жизни полезное сделал?
- … Н-да. Детей вот ращу…
- Не-е. Я имею в виду для общества?
- Загнул ты, Степан. Обществу пользу приносить не моя забота.
- Извините, - вмешался не к месту Том, - а вот у нас в Америке все работают
на пользу общества.
- Правильно, - поддержал дядя Степан Тома. - Ан вот умрешь ты, Митька, и как
будто не было. Ни кто о тебе и не вспомнит. Женка можа еще только походит года
два на могилку с букетиками, а потом и она забудет… А вот если бы ты сотворил
что-то эдакое, - Степан громко щелкнул пальцами, - то о тебе бы слава ходила…
- Степан! У тебя не мозги, а золото!
Дмитрий уже, видимо, представил заголовки газет: "Д.А. Белов - народный
герой!", "Щедрость и благородие господина Белова"… и еще много-много
разных ласкающих слух названий, плюс плакаты с его изображением на стенах зданий.
- Ладно, пошел я, - неожиданно объявил он потерев руки, будто ему не терпелось
начать работать на пользу общества. Ну и слава Богу, значит еще не все потеряно.
В любом случае на себя он уже наработался.
Том посмотрел ему вслед и улыбнулся, наверное, чувствуя, что он тоже внес свою
лепту в обнаружение этой простой истины.
- Знаешь, Катья, - сказал он мне при выходе из дяди Степиного дома, - я чувствую,
что все больше становлюсь русским!
Глава 10
Самолет Москва - Нью-Йорк отлетал рано утром. Я останусь здесь. А он сейчас
провалиться в мягкое кресло и полетит. И завтра уже будет в своем проклятом
Нью-Йорке. Я проводила Тома до аэропорта.
- Все, Том. Попрощаемся здесь. А то я вообще тебя никуда не отпущу.
- Катья, я без тебя уже не смогу жить. Только решу вопрос с работой и тут же
приеду обратно. Мы поженимся. Поженимся обязательно здесь. В церкви. В настоящей
русской церкви…
- …обвенчаемся, только, - машинально поправила я его.
- Будет петь священник и я закажу нам самые красивые кольца свадебные…
- …обручальные…
- Обручальные. А потом мы будем жить здесь. Купим дом с камином, как у Дмитрия.
Только мы там не будем скучать. А если хочешь, мы уедем в Америку. Но там не
хорошо. Мы туда просто в гости поедем. К моей бабушке. Представляешь, как она
обрадуется, когда узнает, что у меня настоящая русская жена!
- Она еще жива?
- Конечно, в Америке очень долго живут. У моей бабушки были больные глаза. Она
почти ничего не видела, но ей там сделали операцию и она сейчас здорова, - Том
говорил быстро-быстро, чтобы не молчать. Просто говорил что-то, нес всякую чепуху.
Я уже почти не вслушивалась в смысл слов, а просто слушала его голос. Его милый
голос, говорящий на неправильном русском.
- А как ее зовут? - спросила я, хотя мне совершенно наплевать на то, как зовут
его бабушку.
- Софья Алексеевна Масленкова.
- Том…
- Катья. До свидания , - Том поцеловал меня долгим жадным поцелуем и пошел не
оглядываясь.
Господи, я ведь теряю его. Он уходит. Уходит один. Неужели я просто буду стоять
и смотреть как его поглотит пасть этого летающего айсберга?
- Том! Том!
Он оборачивается и подбегает ко мне. Еще раз целуемся. Еще раз прощаемся. Еще
раз он уходит от меня. Один. Ну вот теперь все,
Глава 11
Как только зашла в подъезд, напоролась на какую-то целующуюся парочку.
- Ой! - завизжала девушка, в которой я тут же узнала Аську. Парнем оказался
Сережка.
- А… Катя, это ты… - Сережа был довольно сильно сконфужен и неловкость, которую
он испытал, заметно чувствовалась в голосе.
- Да это я!
- А мы вот тут тебя поджидали… - робко начал Сережка.
- … и похоже зря времени не теряли. Хотели получить мое благословение? Пожалуйста!
- Что злишься-то, - с издевкой спросила Аська, - проводила своего американца?
"Вот ведь дрянь, уже рассказала, значит. А впрочем, все равно наплевать".
- Да, проводила.
- Всем вам, бабам, только деньги нужны. Но не счастье, Катенька! - почему-то
гордо произнес Сережка, подразумевая, видимо, что счастье заключается именно
в нем, в Сережке.
Я уже было повернулась уходить, но мне все же захотелось напакостить на последок.
- Эх, Асенька, Асенька. Хотела тебя на своей свадьбе свидетельницей сделать.
Представляешь, в Нью-Йорк бы съездила…а теперь придется искать какую-нибудь
другую, не столь близкую… Жаль…
С этими словами я удалилась, оставив недоумевающую Аську с открытым ртом.
**********
На протяжении месяца я еще ждала от Тома каких-нибудь вестей. Но все было тихо,
как на море после шторма. Телефон дал обет молчания. И только Сережка еще время
от времени названивал мне и тяжело дышал в трубку.
Пару раз заходила к дяде Степану, который меня успокаивал своей самогонкой и
приговаривал:
- Вот, доченька, такие они, энти иностранцы. Я ведь тоже на его удочку попался.
Понравился он мне. А зазря видно.
- Как Дмитрий Александрович поживает? - спрашивала я упавшим голосом.
- А, энтот сукин сын еще тот. Чего ему сделается? Вот недавно детский дом открыл.
Теперь все время там пропадает. А детишки-то его любят. Сам я как-то туда заходил,
так они: "Дядь Мить, дядь Мить!" А он такой важный ходит. Одного по
голове потреплет, другому игрушку подарит. В общем, обожають его дети. Свои-то
собственные никогда больно не жаловали, так он вот таперича с чужими все…
- Дядя Степан, - жаловалась я, хмелея от выпитой самогонки, - плохо мне. Так
плохо..
- Влюбилась, бедолажная, влюбилась. Эх!
Я начинаю тихонько всхлипывать.
- Поплачь, родная, поплачь. Можа легче малость будет. Все влюбляются ведь. Все.
Я вот тоже в молодости так влюбился.
- Расскажи, дядь Степ.
- Не, - отмахивался дядя Степан, - уж больно грустная эта история, на твою шибко
похожая.
- Пожа-а-алуйста, дядя Степ.
- Ну ладно. Плакать перестанешь, тогда расскажу, - он все время со мной разговаривал
как с малым ребенком.
Я вытираю слезы, размазывая по всему лицу остатки туши.
- Молодой совсем был. Но так как с ней, ни с кем больше у меня не было… Такая
красивая была, что я после того как ее впервой увидел два дня ходил молчал.
Ни с кем не разговаривал. Вон, вишь как, - дядя Степан мечтательно заулыбался
будто вспомнив что-то очень приятное. - А на третий день я навел справки, куда
надо, ан вишь как, оказалась замужняя. А муж то ейный мой старый знакомый. Все
темнил что-то, так я с ним и перестал потому общаться. И правильно, потом оказалось
его чекисты за что-то забрали… Вот уж я страху-то натерпелся тогда. Да-а. Было
дело. Всех забирали. Без вины виноватых…
- Дядь Степ, ты про любовь свою говори больше…
- Не перебивай, - вдруг грозно сказал он, - сопля ты еще зеленая, чтоб меня
перебивать. Я-то, вишь, сколько натерпелся. Так вот, значит. Хотел я уже было
вспомнить старую добрую заповедь "Не возжелай жены ближнего своего",
как тут она мне сама в любви и призналась. А я тогда парень видный был, красивый.
И прожили мы год в любви и согласии…
- А дальше?
- А дальше тебе знать не обязательно. Мала ты еще. "Дальше"!
Я терпеливо молчала, ожидая, что дядя Степан первым нарушит тишину. Так и случилось.
- Так вот. А дальше ее муженька-то и прихлопнули. Ей тоже арестом пригрозили,
так она каким-то образом, уж не знаю как, эмигрировала. В Америку. Прям как
твой Том. Вот с той поры-то, Катёна, я и запил.
- Дядя Степан, а как ее звали, твою любовь?
- У нее было самое красивое имя на свете - Сонечка. Как сон прекрасный в моей
жизни мелькнула, и вот уж его нет.
- А какая у нее была фамилия, не помнишь? - смутная догадка проскользнула у
меня в голове. "Но этого не может быть! Нет! Этого просто не может быть!"
- И какая тебе разница? - проворчал дядя Степа, - Масленкова у нее фамилия была.
- Дядя Степан! - я от радости бросилась ему на шею, чуть не опрокинув бедного
старичка, - Сонечка твоя - бабушка Тома. Она его бабушка!
- Поди ж ты…
Глава 12
Я уже почти перестала ждать, когда одним прекрасным солнечным утром обнаружила
в своем почтовом ящике конверт с красными и синими полосками, а это означало,
что письмо прибыло из другой страны. Дрожащими пальцами я разорвала конверт.
"Здравствуй, моя дорогая Катенька!
Извини меня, пожалуйста, что так долго не писал. Все у меня хорошо. На работе
получил расчет. Там, хочу похвастаться, очень горевали, что я уезжаю. Когда
сидел на прощальном банкете сразу вспомнил про русские застолья и обрадовался,
что я скоро буду там. Буду говорить не о погоде, а об Истине.
Я уже оформил визы. Приеду со своей бабушкой. Она говорит, что очень хочет увидеть
тебя. Но мне кажется, что она к вам так рвется просто чтобы подышать российским
воздухом. Он у вас(зачеркнуто и исправлено на "у нас") особенный.
Я ей рассказал про дядю Степана, она, по-моему, очень заинтересовалась. Все
спрашивала, где он живет, но, к своему стыду, я не запомнил ни одного названия
улиц. Самолет мой прилетает поздно ночью, в 3:00, пятого сентября, поэтому можешь
нас не встречать.
Целую и обнимаю, уже почти твой Том.
P.S. Что за страна? Спросил вчера в магазине "Охотничьи просторы",
сказали, что такого не существует вообще в природе, я тогда спросил любой водки.
Продали черт знает что! "
Я улыбнулась.
Он возвращался. Все вновь было хорошо.
Вместо эпилога
Конечно же, я их встретила. Бабушка Тома оказалась очень интересной пожилой
женщиной. ("Женщиной", потому что слова "бабушка" или "старушка"
к ней ни как не подходили.) Королевская осанка, наманикюренные ногти и надменный
взгляд.
Мы с Томом провели незабываемый вечер в ресторане, в то время как отправили
Софью Алексеевну к Степану. Впрочем, несмотря на все наши старания, они остались
друг другом не довольны и никак не хотели узнавать.
- Какой неотесанный грубиян, - возмутилась Софья Алексеевна, когда Том помогал
ей забраться в машину.
- Поди ж ты, - удивился дядя Степан в свою очередь, - никогда бы не узнал в
этой старой колымаге…
- Дядя Степан, выбирай выражения, ты и сам давно не красавец, - упрекнула его
я.
- А, не она это. Знаю, знаю все сходиться - имя, отчество, фамилия, мужа ее
так же звали. А не она! И пить я, Катёна, теперь завязал, - сказал дядя Степан
и повторил, - нет, не она.
Я не стала его разубеждать в этом. Пусть в его памяти сохраниться тот светлый
образ красивой девушки, как сон упорхнувшей в далекую страну.
Январь 1998
Ольга МАМИНА.
Пожалуйста, скопируйте приведенный ниже код и вставьте его в свой блог - как HTML.