 Жизнь
поэта должна быть мучительной, с надрывами и
переломами, иначе не родятся на свет стихи,
способные потрясать и захватывать. А когда
драмой его жизни становится любовь — не простая,
не освященная церковью, не принятая обществом, —
его творчество становится пронзительным и
вечным. Такова судьба русского певца любви
Федора Тютчева. Его сердце разрывалось пополам
между двумя женщинами: подругой, верной женой,
матерью его детей, боготворимой возлюбленной
Эрнестиной Федоровной Тютчевой и молоденькой
Лелей Денисьевой — его последней и великой
земной страстью.
Федор Иванович носил древний дворянский герб и
звание камергера двора его величества. Овдовев, он
был счастливо женат во второй раз на благородной
гордой женщине, достойной любви великого поэта,
имел взрослых детей и «теплое место» старшего
петербургского цензора. Но закат его жизни не был
светлым, тихим и радостным. Его, влюблявшегося за
свою жизнь не раз в опытных замужних женщин, в
сорок семь лет потрясла сильная страсть к юной
девушке. Именно о ней он писал:
«О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней.
Сияй! Сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней».
Но он не смог вырвать из сердца и святой любви к
своей жене, которую, как он сам мучительно
осознавал, смертельно оскорбил открытой связью с
молодой женщиной. Его страстные, полные любви
письма к мудрой и гордой красавице Эрнестине не
сохранились: она сама сожгла их на его глазах,
когда упорная измена мужа стала приносить
любящей женщине невыносимые страдания. И об этом
тоже есть горькие стихотворные строки у
измученного страстями поэта:
«Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала...»
Но в итоге страдали все. Бесконечно страдал сам
Федор Иванович, продолжая преклоняться перед
своей женой и страстно, по-земному обожать юную
Лелю. Страдала его молодая любовница, строго и
безапелляционно осужденная обществом за этот
разбитый брак. Тютчеву не нужно было выдумывать
страсти для своих произведений. Он просто
записывал то, что видел своими глазами, что
пережил собственным сердцем.
 Любовь к
чужому мужу заставила Лелю вести странную жизнь.
Сама она оставалась «девицей Денисьевой», а ее
дети носили фамилию Тютчевых. Фамилию, но не
дворянский герб. Ее положение очень напоминало
то, в каком многие годы прожила княжна
Долгорукая, морганатическая жена Александра II.
Но в отличие от своей наперсницы по несчастью,
Леля Денисьева была не столь сильна духом, да и ее
возлюбленный не так всесилен. От ненормальности
своего положения, открытого презрения общества,
часто посещавшей нужды, она страдала чахоткой,
которая медленно, но верно сводила еще молодую
женщину в могилу.
Видя медленное умирание обожаемой женщины,
Тютчев запаниковал. Пользуясь своими близкими
знакомствами при дворе, он приглашал к Леле самых
известных врачей. Но даже лейб-медики ничего не
могли поделать: чахотка была следствием
постоянного душевного надрыва и лечить ее
медицинскими средствами было бесполезно. Поэт с
тоской видел, как угасает его последняя любовь и
последний смысл жизни. Тютчев очень хорошо
осознавал значение Лели для своей жизни, и не
ошибся.
Подрывали ее здоровье и частые роды. Своего
последнего ребенка Леля родила за два месяца до
смерти. От былой красоты, веселости, жизни
остался только призрак — бледный, почти
невесомый... Леля Денисьева умерла на руках
Тютчева 4 августа 1864 года, через четырнадцать лет
после начала их мучительного романа.
«Весь день она лежала в забытьи, И всю ее уж
тени покрывали...» -- писал потом об этих
кошмарных днях поэт. Убитый горем, перед
остывающим телом любимой женщины, Тютчев... пишет
к жене. К единственному самому дорогому среди
оставшихся живых людей. Пишет о том, что жизнь его
потеряла смысл.
В смерть Лели он долго не мог поверить. Уже не
молодой, вовсе разболелся, сгорбился, но домой, в
свой богатый особняк, под попечительство все еще
любящей жены вернуться не мог. Он тихо страдал в
маленьком неприметном доме на тихой Коломенской,
где жила Леля, в окружении своих младших
незаконных детей — Лелиных детей. И медленно
сходил с ума.
 Видя это, Эрнестина Федоровна в очередной
раз переступила через гордость и сама пришла к
нему. Чтобы приглушить его боль, оторвать от мест,
где все напоминало ему Лелю, она увезла его —
больного, покорного – из России. Жена и старшие
дочери поэта, простившие его измены матери при
виде этого отчаянного горя, перевозили его с
курорта на курорт, показывали лучшим докторам, с
благородным тактом старались развлечь и отвлечь.
Но он не хотел забывать.
Он нигде не мог найти покоя, беспрестанно, до
самой смерти, переезжая с места на место.
Парижская выставка 1867 года, великосветский
Петербург, чванливая Женева, блистательная
Ницца, курорты, курорты... Везде он чувствовал ее
присутствие, с ней сверял свои впечатления. И в
годовщину ее смерти тоска Тютчева по Лели была
столь же пронзительна:
«Завтра день молитвы и печали
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души не витали
Ангел мой, ты видишь ли меня?»
Тютчев пережил Лелю на девять лет и умер в
далекой от дорогой ее могилы Италии. Но его
последняя признательность досталась все же
Эрнестине Федоровне — верной, любящей,
всепрощающей:
«Все отнял у меня казнящий бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Что б я ему еще молиться мог».
Елена РОМАНОВА.
|
