Я вытянулась в
струнку, прижала его к себе, мой взгляд уткнулся в
черную полосочку на ее шейке. Я повторила свое
обычное заклинание: "Ничего. Только ветер,
злой, плюющий песком в лицо и выстрел, он уже
близко. Раз! Три! ПОШЛА!" Я мысленно выкрикнула
эту фразу, сделала два шага, на третьем присела и
отпустила его. Как обычно, он катился безумно
долго. Вот он достал их. Он попал между
центральной и левой. Белые шейки с черными
бархотками задрожали, покачнулись и попадали
друг на друга, а крайняя правая сделала вид, что
ничего не произошло, но, немного подумав, все же
сдалась и упала. Сзади меня зааплодировали, я
повернулась и спокойно пошла к месту. В пустой
клеточке седьмого фрейма я нарисовала жирный
крест.
Я была одна. Когда я здесь, мне никто не нужен. У
меня есть листок, двадцать шансов победы,
пятнадцать метров ожидания, стук падающих
противников и приятная тяжесть в пальцах,
которую еще долго ощущаешь после броска. Это мой
мир. Это мой наркотик. Это кегельбан.
Меня привел сюда мой друг. Я не проявила
никакого интереса к разноцветным шарикам и
запутанным вычислениям в листочках. Я сидела,
пила сок и разглядывала посетителей. Потом я
научилась считать очки и старательно
вырисовывать добродушные уголочки спаеров и
победоносные крестики страйков.
Когда я взяла в первый раз шарик в руку, я еще не
знала, что уже давно заболела и погибла. С той
самой минуты, когда перешагнула порог кегельбана
и услышала звучный голос: "Третья - десять!"
Мой парень бросил меня месяц назад, когда я за
три дня потратила все деньги, которые мы с ним
копили на каникулы. Я играла.
Меня там все уже знали. В этом маленьком
кегельбанчике (всего на четыре дорожки), без
супермодного оборудования, где была реальная
возможность покалечить человека. Кегли
выставлялись вручную и худенькие ножки
самостоятельно зарабатывающих подростков то и
дело мелькали, увертываясь от бездумно, не во
время пущенных шаров пьяных посетителей.
Впрочем, таких было мало. В основном контингент
не менялся, и я знала почти всех. Меня там
звали "Одна". Вокруг меня ходили слухи,
сплетни и легенды. Будто я как-то раз три партии
подряд выбила "почти триста очков" или, что я
прихожу сюда ночью и играю. Бред. Обычно, я
прихожу в семь вечера, а ухожу около двенадцати
ночи, чтобы успеть на последний автобус. Хотя, в
последнее время я все чаще хожу пешком - у меня
нет денег.
Я знала, что когда-нибудь это случиться, но
отгоняла эту мысль. Все же это пришло, денег не
стало совсем. Сначала это меня не испугало, я
просто продала свои жалкие золотые побрякушки и
припеваючи, вернее, играючи, жила месяца два, а
потом они снова кончились. После продажи
телевизора, магнитофона и микроволновки за
полцены, чтобы быстрее, продавать стало нечего.
Квартиру я не решилась продать, все-таки хотелось
где-то ночевать. Шесть дней я не играла и у меня
началась ломка. Самая настоящая. Меня трясло,
тошнило, пальцы сами собой выстраивались в
знакомую комбинацию, чтобы взять шар. Отовсюду
слышался стук падающих кегель, свист пущенного
шара и аплодисменты за моей спиной. На седьмой
день я не выдержала и пошла в кегельбан. На
повороте в темную аллею, ведущую к моему
заветному зданию, меня остановил мужчина.
- Девочка, что же ты так поздно гуляешь, может
тебя проводить?
Я отшатнулась. Морда мужика была жирной,
откормленной, казалось, с нее капает масло. Он
улыбнулся, обнажая четкий ряд золотых зубов, и
потянулся ко мне своей лапой с блестящими,
полированными ногтями. Язык убежал вперед
меня, вперед мыслей, это язык назвал цену, а не я.
Мужик отдернул было руку, но потом выругался и
притянул меня к себе снова.
- Ладно, пошли.
Он повел меня к своей машине, долго возился и
сопел, ища ключи. Открыв дверь, толкнул меня на
сиденье.
- Сначала деньги, - каким-то заученным голосом
произнесла я.
Он опять выругался и отсчитал купюры. Этого бы
хватило на четырнадцать игр. Мы отъехали
недалеко, просто в какой-то старый, темный двор.
Он погасил фары и схватил меня за одежду. От него
несло дорогой туалетной водой, дорогим гелем и
лосьоном после бритья и еще чем-то безумно редким
и дорогим. Только сам он был дешевкой, впрочем,
как и я.
Еще несколько раз я добывала деньги таким
способом. Потом как-то вечером меня избили
местные проститутки, и я перестала этим
заниматься. Работать я не могла, так как
кегельбан открывался в два часа, с утра же я
училась. Точнее, пыталась. На лекциях я
высчитывала, как можно сбить две крайние кегли
или там одну слева, а на семинарах получала
минусы. Но гораздо больше меня волновали минусы
на листках с надписью "BOWLING". Такой минус
означал, что я - мазила, не умеющая попасть хотя бы
в одну кеглю, и вообще конченый человек.
Пару месяцев я вытягивала деньги из новичков в
кегельбане. Я показывала им азы игры. Как держать
руку, как кидать. Но так как я хотела побыстрее
поиграть сама, то мои объяснения уходили коту под
хвост. Деятельность мою прикрыла администрация.
Обучать новичков было делом инструкторов, я же
отбирала их хлеб, вернее, чай, на который им,
собственно, и давали деньги.
Я недолго готовилась. Брат моей подруги - самый
настоящий бандит. Причем, типичный. Огромный и
тупой. Стащить у него пистолет не составило ни
малейшего труда. Другое дело в нем разобраться.
После недолгих попыток я успокоилась и решила,
что уже сам вид пистолета испугает кого угодно.
- Всем на пол! Не двигаться! Мне нужны все
наличные, что есть в магазине. Я никого не трону.
Какая-то глупая рыжая тетка в шикарном манто
завопила истошным голосом, я навела на нее
пистолет и на миг потеряла продавца из поля
зрения. Но нет, он все так же поспешно складывал
деньги в фирменный мешок ювелирного магазина. Я
подошла ближе к прилавку, стукнула для
уверенности рыжую тетку каблуком по голове и она
затихла. Я взяла пакет с деньгами и, пятясь, стала
пробираться к выходу, все еще держа на мушке
продавца. Что-то неестественное было в его позе.
Одно плечо было ниже другого. Так стоят люди,
которые жаждут попасть в туалет и от этой жажды
сгибают то одну, то другую коленку. А коленкой,
коленкой можно нажать кнопку под столом!
Я нажала на курок. Понятия не имею, как я
попала, но сомненья в этом не было. Человек за
прилавком пошатнулся и упал. Противная
липко-красная жидкость полилась на витрину.
Снова заорала какая-то женщина. Я побежала к
выходу, но выйти не успела. Сирены стражей
порядка, какие-то огни и оглушительные
предупреждения: "Квартал окружен. Выходите с
поднятыми руками!" Да пошли вы! Я слишком люблю
удаляющийся шар и метры желтой дорожки!
Я схватила первого попавшегося человека. Это
был какой-то молодой мужчина, я даже не
разглядела его. Приставив пистолет к его уху,
я открыла дверь на улицу и закричала, как мне
показалось очень натурально:
- Я убью его! Дайте мне уйти!
Сирены смолкли. Эти блюстители закона о чем-то
совещались.
Мне надоело ждать, мне тяжело было держать этот
чертов пистолет, в конце концов, мне было жарко в
натянутой на лицо лыжной шапочке с дырками для
глаз и рта. Я хотела домой, в кегельбан, к желтым
дорожкам. Мужчина пошевелился, сильнее прижав
пистолет, я посмотрела на него. Ну, конечно, кого
бы еще я могла подобрать с пола! Это был мой
бывший парень. Тот, который впервые привел меня в
кегельбан, который привязал меня к этой игре,
который, из-за которого...
- Это ты, ты, ты во всем виноват, - я оттолкнула
его. - Из-за тебя все так, из-за тебя!
Я успела несколько раз нажать на курок и,
кажется, даже попасть в него. Пока меня не
схватили сильные, теплые руки людей в форме. Я
брыкалась, орала, пыталась вырваться. Они куда-то
меня тащили, кругом был гвалт, шум, визг, но я
кричала сильнее всех:
- Отпустите меня, - вопила я, - я хорошая, я ничего
не сделала!
Кто- то ударил меня сзади в спину, я не
удержалась на ногах и впечаталась лицом в дверцу
машины с "мигалкой" на крыше и гербом на
дверце. И смешивая на лице слезы и кровь, я
проскулила:
- Я ничего не сделала, я просто хотела поиграть,
бросить шарик, мой оранжевый шарик...
Маша ДУБРОВСКАЯ
|