Я не знаю, как сейчас
живут генералы. Наверное, неплохо, если судить по
многочисленным газетным публикациях о
всевозможных коттеджных поселках и прочих
радостях жизни. И как живут нынешние
генеральские дети мне тоже неведомо, но, думаю,
тоже не бедствуют. В общем, можно, наверное,
позавидовать, но… Но не дает возникнуть чувству
зависти то, что я знаю о жизни детей бывших
генералов. Тех, которые еще при Советском Союзе
отошли в мир иной, оставив, впрочем, детям
роскошные (по тем временам) квартиры, дачи, машины
и много чего еще. Только счастья им это не
принесло. Во всяком случае, некоторым.
Так сложилось по жизни, что со школьных лет я
была знакома с двумя генеральскими дочерьми,
которые учились в нашей школе. Звали их Лерой и
Лорой, и одна была даже не генеральской, а
маршальской дочерью. Обе росли в больших и вроде
бы дружных семьях, обе были красотками и обеим
жутко завидовала вся женская часть нашей школы,
начиная от сопливых младшеклассниц и кончая,
по-моему, директрисой. И зависть эта была вполне
объяснима.
Это теперь золотые сережки на грудном младенце
женского пола – норма жизни. Раньше такие
ювелирные украшения у девушек появлялись в
лучшем случае после окончания школы, а то и после
свадьбы. Лера и Лора носили такие сережки с
пятого класса, и ничего потрясающего в этом факте
не видели, только жалели, что не могут носить в
школу остальные украшения: не поймут. Возможно,
конечно, им это не разрешали родители, которые
все-таки отдавали себе отчет, в какой стране
живут и в какой школе учатся их девочки.
Не могу сказать, что мне повезло (я лично так не
считаю), но я была одной из очень немногих, с
которыми этим девочкам официально разрешалось
дружить и даже приводить домой. Все-таки
профессорская дочка, то есть из приличной семьи,
надо надеяться, ничего не стащит и воров на
квартиру не наведет. Так что я очень многое
видела собственными глазами, и это многое
оставило в юной душе совершенно неизгладимый
след.
Уточню: дело было в середине шестидесятых
годов, когда отдельная квартира считалась еще
немыслимым везением (словечко “хрущобы” еще не
прижилось, возможность уехать в эти дома и жить
без соседей сама по себе было воплощением
сказки). Никому в голову не могло прийти, что
существуют абсолютно отдельные
четырех-пятикомнатные квартиры, со специальной
комнатой для прислуги, кладовкой, размером с
кухню в вышеупомянутой “хрущобе” и двумя
санузлами. Мебель карельской березы и красного
дерева, хрустальные люстры и сервизы майсенского
фарфора мы видели только в кино про “не нашу”
жизнь. Так что потрясение, которое я испытала,
переступив первый раз порог квартиры Леры
(дочери маршала), описать просто невозможно. Зато
можно описать квартиру.
Из просторного квадратного холла одна дверь
вела в комнату самой Леры (старшей в семье), а
вторая – не дверь, а арка – в еще один такой же
холл. Вот туда выходили двери остальных четырех
комнат: братьев-погодков, гостиной, столовой и
родительской спальни, при которой имелся
персональный санузел. Остальные члены семьи
пользовались удобствами, примыкавшими к кухне и
комнате домработницы. Обстановка же в квартире
была такой, которую воспроизводят сейчас дорогие
журналы об интерьерах: сплошные антикварные
гарнитуры, ковры, хрусталь и бархатные портьеры
на окнах.
К слову сказать, квартира Лоры была ничуть не
хуже, только поменьше (отец-то был генералом, а не
маршалом), и была она младшей в семье, так что
отдельная комната принадлежала старшему брату, а
две дочери делили одну большую комнату. В
остальном – все то же самое, ибо главы обоих
семей закончили войну в Германии и трофеи
привезли примерно одинаковые.
Я никому не рассказывала о великолепии
маршальско-генеральских хором, подтвердив тем
самым оказанное мне высокое доверие и заслужив
возможность бывать в этих домах достаточно
регулярно. К себе своих подружек я тоже
приглашала, хотя жила в коммуналке, но никаких
комплексов по этому поводу не испытывала: все
вокруг так жили. Да и “генералки” (как окрестил
их мой не лишенный чувства юмора отец) вели себя
достаточно тактично, носы не задирали и
сравнений никаких не делали. Во всяком случае, в
моем присутствии.
Завидовала я совсем другому: отсутствию у моих
подруг понятия “дефицит”. Он первые в школе
надели сначала капроновые чулки без шва, а потом
колготки. Они же со знанием дела обсуждали и
сравнивали достоинства французских и арабских
духов тогда, когда все вокруг благоухали в лучшем
случае “Красной Москвой”, а вообще-то “Ландышем
серебристым”. На выпускной вечер они пришли в
таких платьях и с такими прическами… Немудрено,
что самые интересные мальчики толпились вокруг
них, а они в этом окружении чувствовали себя
вполне естественно и комфортно.
Много позже я узнала, что толпа поклонников
чуть ли не всю жизнь была непременной составной
частью жизни моих “генералок”. Как и регулярные
походы в рестораны, катание на машинах,
загородные пикники на родительских дачах в
закрытых для простых смертных зонах, отдых в
Карловых Варах или на Золотых песках. Для них это
было так же естественно, как для нас – поездка на
съемную дачу без отопления, с “удобствами” во
дворе и полным отсутствием даже намека на
комфорт.
После выпускного вечера пути наши, естественно,
разошлись: в МГИМО, куда поступили Лора и Лера я
даже и не думала подавать документы. Знающие люди
вполне доходчиво объяснили мне, что в этом
институте происходит не сдача экзаменов или
конкурс аттестатов, а конкурс родителей. Мои его
не проходили однозначно. Так что я благоразумно
отнесла документы в менее престижное учебное
заведение и благополучно поступила в него.
О своих бывших подругах я узнавала лишь время
от времени и не из первых рук. Так что
представление об их студенческой жизни я
получила лишь потом, когда они сами, с огромным
сожалением и неподдельной болью в глазах
вспоминали те золотые дни: кафе, бары, рестораны,
танцы в гостях или на палубе зафрахтованных
речных теплоходов, модные туалеты, шубки,
бриллианты и всякие прочие цацки. Все это было
тогда так естественно, так само собой
разумеющееся, что ни Лера, ни Лора особенно ничем
этим не дорожили, поскольку считали: дальше будет
еще интереснее, еще веселее, еще ярче и богаче.
Потому что вместо родителей красивую жизнь будут
обеспечивать соответствующие мужья.
Забавно, но обеих моих подружек родители
буквально силой оттащили от не подходящих с их
точки зрения женихов (один имел несчастье быть
евреем, второй – армянином, огромные деньги,
которыми они располагали, положения не спасли).
Замуж они вышли за достойных людей: Лера – за
майора, одного из подчиненных своего отца, Лора –
за уже достаточно известного
журналиста-международника, который тут же увез
ее с собой в очередную командировку в Польшу, где
молодая, красивая и очень неглупая женщина
мгновенно освоилась, лихо водила собственную
машину, стала своей в литературно-богемных
кругах и вообще жила, по ее собственному
выражению, полноценной жизнью. Эту жизнь
ненадолго прервало рождение дочери, но уже через
год, благополучно отправив малышку на родину к
бабушке и дедушке, Лора снова была одной из самых
красивых и веселых женщин в Варшаве. Оставаясь
при этом самой что ни на есть благонадежной
советской гражданкой. Как ей это удавалось,
наверное, знали только те, кому это было положено
по должности. Справедливости ради нужно сказать,
что и супруг Лоры вел такую же веселую и
свободную жизнь.
У Леры, разумеется, все было по-другому. Майор,
очень быстро ставший подполковником, а со
временем и полковником, служил в Генеральном
Штабе. У них родилось двое сыновей, между
которыми было ровно десять месяцев разницы.
Больше детей Лера иметь не хотела – и не имела,
хотя позже со слезами говорила о том, какая она
дура, что не родила дочку. Дочки – они ведь к
матерям ближе, чем сыновья, это она знала по
собственной семье, в которой младшие братья
разъехались сначала по военным училищам, а затем
– по не слишком отдаленным гарнизонам, имея
вполне четкую служебную перспективу. Как,
впрочем, и супруг Леры. Она же, получив диплом
специалиста по Древнему Риму, работала научным
сотрудником в соответствующем
научно-исследовательском институте и активно
писала диссертацию.
Впрочем, диссертацию писала и Лора, которая
имела диплом экономиста-международника. Более
того, она с блеском защитила ее в Варшавском
университете – случай беспрецедентный в научном
сотрудничестве двух братских социалистических
стран. Конечно, она не работала – пока. Но
намеревалась найти приличное место в Москве,
если супруга перестанут посылать в дальние и
долгосрочные командировки.
Впрочем, все кончилось не так, как она думала, а
значительно раньше. Устав от слишком веселой
супруги, супруг сделал так, что она, сама того не
желая, вынуждена была уличить его в супружеской
неверности. Пришлось устроить сцену ревности с
битьем посуды и швырянием подаренных
драгоценностей, было произнесено и роковое слово
“развод”. Супруг, однако, развода не испугался,
брошенные драгоценности аккуратно подобрал и
припрятал, привел со своей стороны несколько
бесспорных фактов Лориной супружеской
неверности… и не успела она опомниться, как
оказалась в Москве, разведенной и… осиротевшей и
обобранной.
Судьбе было угодно распорядиться так, что
родители Лоры скончались практически
одновременно, не успев составить какое-либо
завещание. Да и не слишком принято было в то время
писать завещания. Поскольку сама Лора, выходя
замуж, получила в качестве приданого очень
приличную двухкомнатную квартиру в районе метро
“Аэропорт”, то трехкомнатную квартиру поделили
между собой старшие брат и сестра. Поделили
примитивно: квартиру – сестре, вещи – брату.
Правда, третью часть антикварной мебели, посуды и
безделушек по-честному отдали сестре, но деньги
за проданную дачу поделили пополам. Причем молча.
Характер у Лоры был достаточно независимый,
судиться с ближайшими родственниками она
отказалась наотрез. Устроилась на работу в
министерство, получала приличный оклад,
по-прежнему не была обделена вниманием мужчин,
хотя “бабий век” - сорок лет вроде бы миновала, а
в свободное время воспитывала дочь Нину. Не имея
других примеров перед глазами, воспитывала на
своем: мужчинам доверять нельзя, от них можно
только получать дорогие подарки и приглашения в
ресторан, если попадется “перспективный” -
постараться повести под венец, но с детьми особо
торопиться не стоит, гораздо лучше и приятнее
пожить какое-то время для себя.
У Нины характер тоже был не из легких, а
кое-какие странности в поведении наводили на
мысль о некотором расстройстве психики, но Лора
предпочитала этого не замечать, тем более, что в
девятнадцать лет Нина вышла замуж… за
лейтенанта-ракетчика, проживавшего и
работавшего в Ногинске, и переехала к нему. От
московской прописки, правда, не отказалась. Как
выяснилось – оказалась достаточно дальновидной.
Через три года, вдрызг разругавшись и с молодым
супругом, и с его родителями, Нина оставила им
годовалого сына, а сама уехала к родному отцу,
который на сей раз жил и работал в Чехословакии,
да к тому же недавно женился на женщине, которая
была лишь на несколько лет старше Нины. Сначала
все было хорошо: Нина работала секретарем в
издательстве, ладила с мачехой и дружила с отцом.
Но потом все рухнуло, причем ни Нина, ни ее отец
так никогда никому и не рассказали, что же
произошло. Просто Нина вернулась в Ногинск,
забрала уже шестилетнего сына у бабушки и
дедушки и поселилась в Москве с мамой.
К такому повороту событий Лора была абсолютно
не готова. К тому же началась перестройка,
приличная зарплата в министерстве превратилась
в гроши, а потом вообще произошло сокращение
штатов… Не достигнув пятидесяти лет, Лора
оказалась безработной и совершенно
бесперспективной: ее достаточно узкая
специализация не была нужна в государственных
учреждениях, а на частные фирмы откровенно
предпочитали брать сотрудниц
“добальзаковского” возраста.
Вот тут Лора впервые запаниковала: ни работы, ни
денег, ни поклонников. Заботы о внуке, судорожные
поиски хоть какого-то источника заработка,
бесконечные конфликты с дочерью и стремительно
ухудшающееся здоровье. Этот процесс был
неприятен сам по себе, но ко всему прочему, он
неумолимо стирал с лица все следы прежней
красоты и безвозвратно уродовал когда-то
безупречную фигуру.
Вот в это-то время, совершенно отчаявшись, Лора
позвонила мне. Не потому, что ждала какой-то
конкретной помощи, а так – на всякий случай. Обо
мне она не знала абсолютно ничего, только время
от времени видела публикации в газетах и
журналах, подписанные знакомой со школьных
времен фамилией, и довольно справедливо
рассудила, что кое-какие связи у меня, наверняка,
имеются.
Когда мы встретились, я поняла, что жизнь
рассудила мудро, не дав мне папу-генерала и
сладкой жизни в юности и молодости. В отличие от
Лоры, меня не мучила ностальгия по ресторанам и
бриллиантам, потому что последних у меня просто
никогда не было, а в рестораны я ходила тогда,
когда подрабатывала гидом в Интуристе и,
соответственно, никаких особо приятных
воспоминаний из этого периода вынести не могла. К
тому же, я никогда не была красоткой, так что
“синдром бывшей красавицы” меня тоже
благополучно миновал: нельзя ведь жалеть о том,
чего не было. А годы… Что ж, мы все не молодеем.
В результате получилось так, что Лора…
позавидовала мне. Зарплата пусть и небольшая, но
стабильная, плюс гонорары, так что копейки не
считаю. Живу одна, взрослый сын с семьей, слава
богу, обретается отдельно. Фигура в порядке,
какая-то личная жизнь тоже проистекает,
поскольку завышенных требований к мужчинам я
никогда не предъявляла, во всяком случае, с тех
пор, как овдовела и больше не собиралась
связывать себя брачными узами. В общем, куда ни
кинь – все в шоколаде. А вот у Лоры…
- Знаешь, я так хочу уехать за границу. Выйти
замуж за иностранца и уехать. Немецкий язык я
знаю пока еще хорошо, приятельница у меня
работает в брачном агентстве, обещала найти
какого-нибудь не очень древнего старичка в
Германии или Дании. Впрочем, Швеция тоже сойдет. Я
уже получила несколько писем с приглашениями.
- И что? – неподдельно заинтересовалась я.
- Понимаешь, они все в общем-то не слишком
обеспеченные и ищут не столько жену, сколько
бесплатную домработницу. У одного, правда, дом, а
у другого – просто квартира в Копенгагене.
- А у тебя здесь вилла с прислугой? – не
удержалась я от ехидства. – Лорка, возьми себя в
руки, тебе уже не двадцать пять и даже не тридцать
восемь. Принц Чарльз на тебя вряд ли клюнет, да и
простые миллионеры предпочитают подруг
помоложе, уж извини. Тем более – жен.
- Хорошо, хорошо, но не могу же я бросить Вадика.
- Это кто? – слегка опешила я.
- Мой внук. Он живет со мной.
- А где Нина?
- Нина…
Лора внезапно расплакалась. Потом кое-как взяла
себя в руки и поведала мне непростую историю
своих семейных отношений.
Сестра Лоры, ставшая после смерти родителей
настоящей алкоголичкой, квартиру пропила и
сгинула где-то на просторах Родины. Брат женился,
после чего загадочным образом был убит в какой-то
уличной потасовке, а все, что еще оставалось из
движимого и недвижимого имущества, прибрала к
рукам его вдова. Нина окончательно слетела с
катушек, оставила сына у матери, сама заперла
лично свою комнату в двухкомнатной квартире и то
ли снимает жилье, то ли живет у очередного
любовника. В какой-то момент все, казалось,
наладилось: в поклонниках, чуть ли не женихах у
Нины оказался более чем состоятельный молодой
человек, который устроил работать ее на свою
фирму и очень неплохо содержал. Но молодого
человека убили, фирму забрали за долги какие-то
мутные личности, и Нина в очередной раз осталась
у разбитого корыта.
- Понимаешь, когда она жила здесь после гибели
любовника, то сначала была почти нормальной.
Потом начались сцены и истерики, потом она начала
настраивать Вадика против меня, потом пыталась
выпихнуть меня в окно, столкнуть с лестницы,
отравить какими-то газами. То ли совсем
тронулась, то ли ей вся квартира была нужна. Я бы
поехала в Данию, туда, где собственный дом у
мужика, но Вадика жалко…
- Года через три ты Вадику будешь уже не нужна, -
осторожно заметила я. – А три года – большой
срок, предложений из-за границы может больше не
поступить. Ты бы хоть на пару месяцев съездила за
счет жениха, типа
“познакомиться-присмотреться”. Все какой-то
отдых от твоей сумасшедшей жизни.
- Не могу же я ехать туда такой уродиной! А чтобы
привести себя в порядок, нужны деньги, и немалые.
У Нинки есть, я знаю, но она не даст.
- А может быть как раз и даст? Чтобы ты уехала за
границу и освободила ей квартиру без всякого
криминала.
- А Вадик?
Это напоминало сказку про белого бычка. Тем
более, что Лора то и дело сбивалась на
воспоминания о прежней шикарной жизни в
родительском доме, о развеселой жизни до
замужества и во время него, ругательски ругала
своего бывшего мужа, который был “бабником,
скупердяем и подонком”, так же “ласково”
отзывалась о своей дочери, которая не смогла
ужиться с папенькой за границей, а вместо этого
свалилась на ее многострадальную голову… Потом
возвращалась к навязчивой идее уехать за границу
замуж, но как только я робко пыталась что-то
посоветовать, мы возвращались к ключевой фразе:
- А Вадик?
- Тебе хорошо, у тебя работа, покой,
стабильность, - сменила она, наконец, пластинку. –
Ты можешь и здесь жить, и замуж тебя еще за
границу возьмут.
- В без малого полтинник? – усомнилась я.
- Меня же берут.
- Но ты же не едешь.
- А Вадик?
В тот раз мы так ни до ничего и не договорились.
Потом на протяжении трех или четырех лет
достаточно регулярно перезванивались (то есть
Лора звонила мне и рассказывала сагу о своей
трудной жизни и о невозможности продать за
приличные деньги ни обеденный сервиз из
Саксонии, ни антикварное бюро из Южной Баварии).
Пару раз виделись – я приезжала к Лоре, привозила
какие-то заказы на перевод или перепечатку.
Деньги за это платили не Бог весть какие, но –
платили, а мне было искренне жаль генеральскую
дочь и одну из первых школьных красавиц, которая
попала в такой суровый переплет.
- Лера умерла, - сказала мне Лора во время
очередного телефонного звонка. – Я думала, она
опять в больницу угодила, она оттуда месяцами не
выходит, а оказывается – умерла. Нинка случайно
встретила ее старшего сына, он сказал, что маму
уже два месяца как похоронили.
- Господи! – искренне ахнула я, - она же молодая
женщина! И почему она месяцами не вылезала из
больниц? Я же о ней ничего не знаю.
Выяснилось, что Лора о своей многолетней
подруге знает все, и это “все” она тут же
обрушила на мою голову. Именно обрушила, потому
что, насколько я могла судить, жизнь обошлась с
Лерой еще круче, чем с Лорой.
продолжение следует...
Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА
|